«Пах!» – произнесла Люсетта.

«И пожалуйста, обходись без этого словца».

«Прости – о, я знаю, о, я не буду».

«Конечно ты знаешь. И все-таки ты очень милая. Я рад, что ты пришла».

«Я тоже рада. Но Ван! Даже не думай, что я преследую тебя, чтобы твердить, как безумно и несчастно я в тебя влюблена и что ты можешь делать со мной все, что захочешь. Если я просто не нажала на кнопку звонка и не сунула это письмо в горящую щель, чтобы тут же бежать, то это потому, что мне нужно было тебя увидеть, потому что есть еще кое-что, о чем тебе следует знать, даже если ты станешь презирать и ненавидеть меня и Аду. Отвратительно трудно объяснить, особенно для девственницы – во всяком случае, в формальном отношении, kokotische девственницы, полу-poule, полу-puella. Отдаю себе отчет в деликатности темы, это такие секреты, которые не следует обсуждать даже с единовагинным братом – секретные не только в их моральном и мистическом планах —»

Единоутробным – хотя и достаточно близко. Выражение, конечно, подхватила от своей сестрицы. Знакомый строй и крой. «Твоя синяя тень, платье модного кроя» (пошлая песенка, звучавшая из «Соноролы»). До посинения просила RSVP.

«– но также и в прямом плотском отношении. Потому что, дорогой Ван, в этом прямом плотском отношении я знаю нашу Аду не хуже твоего».

«Выкладывай», устало сказал Ван.

«Она не писала тебе об этом?»

Отрицательный Горловой Звук.

«О том, что мы называли Прижимать Пружинку?»

«Мы?»

«Она и я».

О. Г. З.

«Помнишь бабушкин эскритуар между глобусом и геридоном? В библиотеке?»

«Я даже не знаю, что такое эскритуар, и не могу представить себе никакого геридона».

«Но ты помнишь глобус?»

Пыльная Татария и пальчик Сандрильоны, протирающий место, где предстояло погибнуть захватчику.

«Да, помню; и что-то вроде подставки, разрисованной золотыми драконами».