Люсетта ушла, оставив лаконичную записку с номером своей комнаты в отеле «Уинстер для Юных Леди», когда двое наших любовников, теперь слабоногих и прилично одетых, сели за прекрасный завтрак (хрустящий бекон Ардиса! прозрачный мед Ардиса!), поднятый к ним на лифте Валерио, рыжеволосым пожилым римлянином, всегда плохо выбритым и мрачным, хотя и отличным малым (именно ему, раздобывшему в прошлом июне чистенькую Розу, платили за то, чтобы он держал ее исключительно для Вина и Дина).

Сколько радостных возгласов, сколько слез, сколько липких поцелуев, какая пестрядь несметных планов! И никакого риска, полная свобода в любовных утехах! Две цыганские блудницы, никак не связанные между собой, необузданная девица в цветастой лолите, с маковыми губами и черным пушком, подцепленная им в кафе между Грассом и Ниццей, и манекенщица, время от времени позирующая для журналов (ты видела, как она ласкает вертикально торчащий губной карандаш в рекламе «Феллата»), метко прозванная покровителями Норфолк-Броадского амуранта «златогубкой» (такая бабочка), независимо друг от друга назвали нашему герою одну и ту же причину, неупоминаемую в семейной хронике, в силу которой он, несмотря на всю свою удаль, мог не сомневаться в своей абсолютной бесплодности. Удивленный этим гекатовым диагнозом, Ван прошел определенные тесты, и хотя симптом был небрежно назван случайным, все доктора сошлись в едином мнении, что Ван Вин может оставаться любовником доблестным и долговечным, но рассчитывать на потомство ему не стоит. Как радостно малышка Ада захлопала в ладоши!

Хотела бы она пожить в этой квартире до весеннего семестра (он теперь мыслил в терминах семестров), а потом двинуть с ним в Кингстон, или она предпочла бы уехать за границу месяца на два – все равно куда, в Патагонию, Анголу, Гулулу в новозеландских горах? Пожить в этой квартире? Так она тебе по душе? За исключением кое-каких вещичек Кордулы, от которых следует избавиться: например, от этого лежащего на виду браунхильского «Альма Матер» с альмеями, оставленного раскрытым на портрете несчастной Ванды. Подруга ее подруги застрелила ее как-то звездной ночью в Рагузе, вот куда их занесло. Печально, сказал Ван. «Наша Люсетточка, конечно, поведала ему о поздних эскапакостях?» – «О том, как они в Офелиевом исступлении морочили каламбурами половые головки? Бредни про услады клиторизма?» – «N’exagérons pas, tu sais», похлопывая по невидимой воздушной подушке ладонями, как бы усмиряя ребенка, сказала Ада. «Люсетта уверяет, – продолжил он, – что ты выла, как пума».