Равенель что-то говорил. Шарлинта видела, как двигаются его губы, но не слышала ни звука. Она по-прежнему не могла отвести взгляд. А глаза Нела постепенно менялись, наполнялись живым человеческим волнением и тревогой. Видимо, за нее. Что-то было не так, не по его плану. Что-то, с чем у него не получалось справиться.

Боль мешала принцессе понять, что с ней происходит. Заглушала разум, не давая тому возможность, что-то придумать, что-то сделать, к чему-то подтолкнуть девушку. Казалось, что внутри ломается все разом, одновременно. Боль была в каждой клеточке тела, мешала говорить, слушать, дышать.

Какая-то сила сдернула Равенеля с места, и, потеряв его взгляд, Шарлинта смогла закрыть глаза. В этот же момент в ватную тишину ворвались первые звуки — удара и чьего-то падения.

— Что ты творишь, Нел?

Крепкие горячие руки подхватили Шарлинту с кресла, прижимая к чьему-то телу так жёстко, что принцессу буквально окутала теплая аура посторонней, но почему-то очень родной нежности. Чужое дыхание коснулось макушки девушки, полностью забирая выворачивающую боль.

— Все, маленькая, все.

Голос Трейвента, почему-то хрипловатый, окончательно привел принцессу в себя. Удивительно, но Лин даже не помнила, когда феникс усадил ее к себе на колени. Но так хорошо, что можно перевести дыхание, уткнувшись ему в рубашку, пряча ото всех лицо. Странно, как она раньше не поняла, насколько не хватало ей вот этих его нежных и бережных прикосновений. Шарлинта все ждала чего-то — слов, разговоров, поступков. А оказывается, что все это можно заменить просто объятием. Правильным объятием. С правильным человеком или не совсем человеком.

— О чем ты только думал, Нел? Неужели не приходило в голову, что оракул не просто так указал именно на нее? Не просто так упомянул ее кровь? Что она может оказаться сильнее твоей?

Даже странно, что именно Икрей отчитывал старшего брата этим жестким, властным, холодным тоном. Разве могла Шарлинта представить себе подобное в первые дни их знакомства? От голоса Икрея не поднимались дыбом волоски на коже, но морозец все равно пробегал по спине вдоль позвоночника. Братья. Еще бы понять, что именно он имел в виду.

— Но как? Откуда?

У Равенеля сорван голос. Неужели, он не говорил ей что-то, а кричал на грани возможностей голосовых связок? Как же плохо не понимать, что происходит вокруг, и в самой себе.

— Мы же не изучали родословную Лин, — легкая насмешка пробилась в голосе младшенького, как будто разряжая обстановку. — Мало ли, что там намешано.

— Но за последние пятьсот лет ни одна из дочерей не была отдана людям.