— Это не я придумала, а маг-затейник, чьи записи мы пытаемся расшифровать. Заклинание парализует крылья, я даже не знаю надолго ли. Он может прийти в себя в любой момент.

— То есть, ты использовала его впервые и точно не знала, как оно сработает?

Взгляд амаира потяжелел. Шарлинта примиряюще погладила его по щеке, той, на которой не было ожога, и робко кивнула.

— Выпороть бы тебя, Лин, — тяжело вздохнул Нел, с той знакомой, обреченной интонацией, которую принцесса частенько слышала от деда, когда подвергала себя необоснованному риску или влезала явно не в свое дело.

Драконы опустились на землю так бесшумно, что девушка не замечала их появления ровно до того момента, как феникс обнял ее со спины. Развернул к себе лицом, рассматривая жадным тревожным взглядом, провел руками по плечам и спине, словно пытаясь убедиться воочию, что она цела.

— Со мной все хорошо.

Трейвент не поверил ее словам. Губы феникса коснулись виска девушки и замерли. От его горячего дыхания по телу расползлись тонкие ручейки магии, постепенно окутавшие принцессу с головы до ног.

— Этот щит не дает осмотреть тебя полностью, — с легкой досадой произнес амаир.

Шарлинта лишь неопределенно пожала плечами. Воспоминания о перенесенной боли в момент попытки снятия щита, все еще были ярки в памяти. К повторению подобного она пока готова не была.

— Со мной все хорошо, — еще раз произнесла Лин, не лукавя ни капли.

Не считать же парочку синяков, которые после своеобразного осмотра фениксом перестали чувствоваться, большой проблемой. Они живы. В отличие от того дракона, запах крови которого, казалось, буквально забился в нос, все еще вызывая легкую дурноту. Но почему-то принцессе было важно видеть все, что происходило вокруг. Запомнить. Вбить в память на подсознательный уровень. Чтобы в другой раз подумать заранее, не принесет ли ее вмешательство быструю смерть кому-либо. Для этого Шарлинта готова была терпеть и запах и не самый приглядный вид. Развернувшись в объятиях Трейвента, Лин заставляла себя смотреть.

Смотреть, как Равенель кладет обе ладони на головы поверженных чужаков, замирает, словно погружаясь в самого себя, заставляет изгибаться огромные драконьи тела в нестерпимой обжигающей боли, а потом возвращает им человеческий вид. Затем худых жилистых парней, Шарлинта не могла назвать их мужчинами, вряд ли хоть один из них был старше Икрея, оплели сковывающими движения и магию незримыми путами, и лишь после этого привели в себя.

Чужаки были оглушены. Ни недавними ударами о землю и скалы при падении, ни ранами и повреждениями, которые наверняка остались после подобного на их телах. Они были оглушены смертью своего брата. От ярких эмоций горя на их юных лицах принцессе хотелось отвернуться, закрыться, спрятаться. Но она заставляла себя смотреть, черпая поддержку в теплых объятиях стоявшего за спиной Трейвента.