Женя аккуратно перевернулся, упёрся руками в матрас и медленно их разогнул, поднявшись не несколько десятков сантиметров. Боль, слава Богу, отступала. Она до сих пор клубилась в мышцах, костях, в каждой клетке тела, но уже не так сильно, как в первые дни. Тогда Жене казалось, что его пытал сам Сатана.

Аккуратно, с несвойственной подросткам медлительностью Женя опустил ноги на пол, и только когда бинт коснулся линолеума, он понял, что не сможет подняться, даже если приложит все силы. На одной ноге он, конечно, допрыгает до двери, он, наверное, допрыгает на неё и до Эвереста, если Катя будет там. Но Женя сомневался, что сможет не то что удержаться на одной ноге, а вообще встать. Снова падение, пусть и под чирикание птичек.

– Ладно, – он вцепился в матрас, глубоко вдохнул, разжал пальцы. – Я смогу. Тут всего пара шагов.

Женя взялся за изголовье кровати, уже собрался подняться, как увидел прислонённые к стене костыли. Тёмно-бордовые, покрытые лаком, будто только-только их забрали из магазина. Они стояли так близко, что до них запросто можно было дотянуться рукой, если прислониться к изголовью кровати грудной клеткой. А сверху на одном из них лежал маленький листочек, на котором что-то было написано. Солнечные лучи падали прямо на размашистые буквы.

Женя подтянул себя к изголовью, только сейчас заметив, что руки его освобождены от трубок, катетеров, а рядом нет капельницы. Он полностью вытянулся на кровати и дотянулся до костылей, но сначала взял записку. Поднёс её к глазам. Прочитал:

«Это тебе, крепыш. Чтоб ты опять не полз к двери».

Женя слегка улыбнулся. Он отложил записку в сторону, дотянулся до костылей, по одному притянул их к кровати и, сунув каждый подмышку, начал подниматься. Несколько раз он плюхался обратно на кровать, но потом, через пару минут, с горем пополам смог встать и удержать равновесие.

– Вот так. Я снова хожу.

Он направился к двери, к которой полз бессчётное количество раз. Вокруг было так тихо, что звук соприкосновения костылей с полом казался слишком уж громким. Медленно, но верно палату пересекал высокий парень, и силуэт его чётко очерчивали проникающие через окно мягкие солнечные лучи. Женя давно их не видел, очень давно. Наверное, именно поэтому настроение слегка приподнялось, хотя ничего ещё не произошло – просто солнышко показалось над Петербургом.

Над пустым, мёртвым Петербургом.

Женя достиг двери, прижал один костыль к себе, опёрся на другой, схватился за ручку и опустил вниз. Дверь покорно открылась.