Переводчик – предатель.
Спустя месяц после Диворандо Алесса наблюдала, как Калеб и Данте помогали друг другу встать, покачиваясь на ногах, пока не обрели равновесие. В бинтах и свободных одеяниях они выглядели как пара пьяных пиратов, потерявших штаны.
Данте поймал взгляд Алессы и слишком быстро ответ глаза в сторону.
Вдохнув через нос, она подавила возникающее в последнее время желание встряхнуть его.
Ее чувства не изменились. Стали только крепче, но гордость Данте пострадала сильнее, чем его тело, а демоны отказывались даровать ему покой, нашептывая угрозы или обещания, которыми он ни с кем не делился.
Возможно, время не в силах залечить раны, но ничего другого она предложить не могла.
Калеб клонился, хватаясь за воздух, чтобы ухватиться за поручень, и Алесса, готовая помочь, подскочила на ноги. Данте придержал его прежде, чем она успела подбежать, и двое мужчин собрались с духом и начали двигаться.
Другие Фонте и раненые солдаты вернулись в свои дома для восстановления сил, но Калеб утверждал, что слишком привык к роскоши Цитадели, чтобы отказаться от нее, к тому же технически считался официальным Фонте Алессы.
У Данте же не было дома. Поэтому они остались.
Калеб мастерил из бинтов шляпы и требовал от медсестры говорить ему, что он красивее Данте. Театрально жаловался на слишком густой суп или слишком сладкие пирожные, пока ему не приносили что-нибудь другое, и тогда он съедал свою порцию и начинал воровать с нетронутого подноса Данте, который приходил в бешенство и съедал тому что-нибудь назло.
Калеб творил глупости не вопреки взглядам Данте, а именно ради них. Данте требовалось отвлечься, и Калеб с радостью ему помогал.
Что еще важнее, Калеб через оскорбления предложил своего рода поддержку, в которой Данте нуждался, пусть Алесса и не понимала, в чем заключалась ее суть. Избранный для нее Фонте и ее избранная любовь днями напролет расстраивали физиотерапевтов и медсестер, которые подвергали их физическим нагрузкам и следили за их выздоровлением, и терзали друг друга причудливым соревнованием: они желали понять, кто креативнее сможет облечь свои страдания в ругательства.
Данте, знающий несколько языков, обычно побеждал.
Слава Богине, она едва ли притронулась к нему, когда он распахнул глаза на алтаре.
Задержи она руку на его коже дольше, и он мог бы умереть снова.
Когда он потратил последние остатки целительной силы, чтобы спасти ее, Данте, покидая мир смертных, забрал большую часть своего дара с собой. Последняя частица, эхо дара, перешла к ней уже после его смерти, который Алесса использовала – с небольшой помощью Богини, – чтобы вернуть к жизни тело. Но его сила не вернулась с ним.