И показалось, что вот сейчас нападет, что…

Перед ним выросла фигура в глянцевом черном доспехе. Молчаливая. Грозная. И… и наверное, от этого и от обиды еще, от общей несправедливости, на глаза навернулись слезы.

– Тварь… и ты… и все вы тут… сдохнете! Кому ты нужна! Сама подумай! Дома тебя не примут… а там, в мире… там любят красивых женщин! Хрупких. Изысканных! А ты… посмотри на себя в зеркало.

– Идем, – сказала Брунгильда легионеру. – Ничего-то он не знает.

Да и вовсе не следовало приходить. Теперь вон в груди ноет. И сердце болит, потому что… да потому что прав. В каждом своем злом слове.

Она… дома её и вправду не ждут.

Да, вернуться можно.

Её примут.

Но не в отцовском доме. И не в любом ином, ибо как знать, что принесет Брунгильда с собой? Вдруг да, ступив на Проклятые земли, она и сама стала проклятой? Вдруг да приведет с собою болезни да несчастья? Даже если нет, то все, что случится, припишут ей.

И станут шептаться, и…

Нет уж.

Она мотнула головой и… замерла. Показалось, что там, впереди, в полумраке коридора мелькнула тень.

– Ты видел? – тихо спросила Брунгильда и, оглядевшись, сняла со стены секиру.

Добрая.

Древко гладкое, отполированное руками до блеска. А вот сам клинок темен, вычернен. На черноте этой медленно, словно нехотя, одна за другой проступают руны.

Легионер вскинул руку.

И сделал шаг вперед.

Никого.

И ничего.

Пустота… звонкая такая. И не понятно, чего же она испугалась. Или нет, это не страх, просто… демоница говорила, что в саду там шмыгало чего-то. Как знать, не пробралось ли оно в замок?