– Есть.

– Вот! И вы… вы храбрые… вы не отступитесь. Не то, что другие… мы можем объединиться! Отправиться туда! Ты же видела город! Храм! Сколько там золота! Мы станем богаты!

– Мы станем мертвы, – покачала головой Брунгильда, удивляясь тому, что вот человек умный, книг прочел много. Столько, сколько ей в жизни не суметь. А не понимает такой простой вещи.

Древний храм жив.

Как и та, для кого он был поставлен. И все-то в нем принадлежит змееволосой деве.

– Да… конечно… нежить… можно пригласить кого-то… к примеру, этого вот… Повелителя. Он, конечно, впечатления не производит, но объединиться если… временно. Предложить процент…

– Мой дар, – тихо спросила Брунгильда, сжав кулаки. И разжав их… взгляд зацепился за подоконник. Пусть окно и было перетянуто решетками, но на подоконнике лежала салфетка.

С голубыми васильками.

– Что?

– Ты знал о нем?

Никас принялся тереть руки с новым раздражением.

– Чешется! Пусть пришлет лекаря! В конце концов, я ни в чем не виноват! Я лишь хотел узнать…

– Мой дар…

– Да засунь его себе в жопу! Это ты… ты виновата!

Он вдруг вскочил, и Брунгильда вздрогнула. Это ведь безумец.

– Ты! Ты должна была сдохнуть! Так написано! Сдохла бы… а я бы сказал, что у тебя сердце не выдержало! Или что ты отравилась. От любви. Ко мне!

– Ты жалок, – она поднялась. – И мелок.

– А ты… ты уродина! Неужели думаешь, что кому-то ты нужна… там? Там над тобой будут лишь смеяться! В тебе нет ничего от нормальной женщины…

Затрещина заставила Никаса заткнуться. И отбросила в угол комнаты, где стояла ваза. Ваза зазвенела и раскололась. Обидно… тоже была старой. И наверное, когда-то много значила для хозяина этой комнаты.

– Тварь! – Никас взвился.