Шаг.

И еще. Легионер ступает медленно, крадучись. И Брунгильда за ним. Пальцы стискивают секиру. А сердце колотится так, что мало ребра не ломает.

Но вот дверь.

И лестница. И вновь будто… будто край светлого платья мелькнул. Мелькнул и сгинул.

– Ты это видел? – спросила Брунгильда.

Нет.

Не видел. Она поняла это. А еще ощутила эхо настороженности и…

…секира запела и, описав полукруг, вонзилась в череп уродливой твари. Брызнуло красным, раздался хруст…

Что это за…

Видение было мимолетным. И Брунгильда очнулась. Надо же… выходит, у неё и вправду дар.

– Хорошая, – сказала она, проведя по древку ладонью. – Я тебя послушаю. Всенепременно. Но позже.

Кто сказал, что говорить способны лишь люди? Вещам тоже есть о чем рассказать.

А на лестнице тоже никого.

И… и дальше. Даже стыдно становится. Надо бы… надо бы вернуться. И секиру вернуть. Нехорошо брать без спроса чужое оружие. Но… но жаль её. Она ведь для боя была создана. А висеть там, где-то в полумраке и тишине, годами, покрываясь пылью и ржой?

Нет.

Брунгильда очнулась лишь у двери в свои покои.

– Спасибо, – сказала она легионеру. Тот молча поклонился. И дверь отпер. Отошел в сторону. А потом вовсе сгинул, будто в тени растворившись.

Вот ведь.

Один нормальный мужик, и тот мертвый.