По щекам вновь покатились слезы, но я все выталкивала из себя слова о том, что меня терзало, в тишину палатки. Руки Нокса напряглись, а дыхание замедлилось. Я продолжала.

– Она позволила своему мужу меня мучить. Он сунул в меня пальцы, а она смотрела, – сказала я и громко всхлипнула. – Она трахалась с ним на моих глазах, и он все это время смотрел на меня. Он делал мне больно, а она просто смотрела. Она ничего не сделала, чтобы остановить его. Я ее сестра! Он попробовал мой вкус, когда трахал ее, засовывал пальцы, которые были внутри меня, в рот, и наблюдал за мной. Единственное, что помешало ему изнасиловать – я была подарком его отцу, и они не могли почуять, что я уже не девственница, среди запаха гниющих трупов других жертв. Она сказала, что я должна была стать великим жестом ее преданности новой жизни, ведьмой-девственницей из рода Гекаты в качестве трофея для его зала, – прошептала я, глядя на танцующее пламя. – Я видела там ужасные вещи. У Ирины, смертной, что-то сидело внутри. Оно жрало ее заживо. Ей разорвали прямую кишку, и что-то не давало ей закрыться. Утром она умерла, а эта тварь выскользнула через рот. У остальных отсутствовали конечности или куски, как будто их медленно разбирали на части. Моя сестра просто прошла мимо, ничего не сделав, чтобы им помочь. Мы так не поступаем. Мы должны защищать слабых. Она хвасталась пытками и в ярких, отвратительных подробностях объясняла, что со мной будет. Она хотела, чтобы я умерла, как другие девушки. Она сошла с ума от своей ненависти, она наслаждалась тем, как мне больно, тем, как обращаются со всеми этими людьми.

Брандер сказал, что меня не было три дня. Но я помню только, как проснулась в камере в тот день, как появилась Амара. И, может быть, один раз до того. Но я не могла бодрствовать. Я чувствовала, как ко мне прикасаются чьи-то руки. Касаются лица, других частей, но я ничего этого не помню. Словно я спала, и это происходило с кем-то другим. Но это точно была я. Я чувствовала все, что происходило, и все же я не могла видеть лиц, и я не могла очнуться от кошмара. Очнувшись первый раз, я почувствовала на себе их гнилой запах, как будто они трогали меня, пока я была без сознания. Все, что было до того, как я очнулась в камере, словно в тумане, но насмешки продолжают отдаваться эхом, как будто они говорят в тоннеле, а я нахожусь в другом его конце, пытаясь разобрать слова.

Потом Амара сказала, что она дергала за ниточки, предоставляя ведьмам разрешения вести войну с другими бессмертными в Девяти. Она сказала, что ведьмы делают это уже более пятисот лет, а мы ничего не знаем и не подозреваем. Я не знаю, правда ли это, или она солгала, чтобы казаться более сильной. Я даже не знаю, кем, черт возьми, была эта злая женщина, потому что она не могла быть моей сестрой. Если это моя сестра, значит, я глупая… и всю жизнь прожила рядом со злом, которого даже не замечала. Насколько я глупая?