– Скажи мне, – настаивала она, – зачем тебе работать швеей, если твоя жизнь в опасности? Разве не трудно будет выполнять заказы своих клиентов, если вдруг потребуется срочно бежать?

Внезапно госпожа Худа ахнула.

– Так вот почему ты не успела закончить мое платье? – спросила она. – Ты бежишь, спасая свою жизнь, прямо сейчас?

– Да.

Госпожа Худа снова вскрикнула, на этот раз поднося руку к лицу.

– О, как ужасно волнующе!

– Ничего подобного.

– Возможно, не для тебя. Думаю, я бы не отказалась сбежать, спасая свою жизнь. Или просто сбежать отсюда.

Ализэ ощутила теплое прикосновение ностаса к коже и замерла, с удивлением обнаружив, что молодая женщина не преувеличивает.

– Большую часть дня я только и делаю, что избегаю мать, – пожаловалась госпожа Худа. – А все остальное время прячусь от гувернантки. Или от целого ряда нелепых ухажеров, которых интересует только мое приданое.

– Наверняка у вас есть и другие заботы, – возразила Ализэ, все больше переживая за девушку. – У вас должны быть друзья, социальные связи…

Госпожа Худа отмахнулась от этого легким движением руки.

– Я часто ощущаю себя так, словно живу в коридоре; я недостаточно благородна для знати и недостаточно простолюдинка, чтобы общаться с низшим сословием. Для общества я – сытый и плохо одетый прокаженный. Мои родные сестры избегают даже появляться на людях со мной.

– Это ужасно, – с чувством сказала Ализэ. – Мне искренне жаль слышать подобное.

– Правда? – подняла голову госпожа Худа.

Она с минуту пристально вглядывалась в лицо Ализэ, а затем улыбнулась. И то была настоящая, искренняя улыбка.

– Какая ты странная. И как я рада твоей странности.

Удивленная, Ализэ неуверенно улыбнулась в ответ.

Девушки ненадолго замолчали, каждая из них осторожно оценивала хрупкие ростки неожиданной дружбы.

– Госпожа? – наконец прервала молчание Ализэ.