– И хотя в то время моя магия еще не проявилась, а ленты даже не выросли на спине, я была слишком узнаваема, и меня мог купить любой фейри. Потому меня тайком перевезли в Орею. Я до сих пор не знаю, как это случилось. Помню лишь, что в одну ночь была в Эннвине, а в следующую – оказалась тут, в мире, где мне не было места, где не пело небо и солнце было иным. В гавани Дерфорт меня купил человек, от которого разило алкоголем и дымом от трубки. Человек, который научил меня воровать и попрошайничать. Позже он сделал из меня мерзкую наложницу, заставляя раздвигать ноги для любого, кто хотел заплатить за ночь с разукрашенной девушкой.

Слейд застывает на месте.

Он смотрит на меня зорким взглядом, как у ястреба, и эта его назойливая сила словно сотрясает воздух и устремляется вперед, ложась на мою кожу. Как шершавый язык кошки, зализывающей невидимые раны.

– До пятнадцати лет я не предпринимала попыток к бегству, а потом… – Я опускаю взгляд на руки в перчатках. – Ну, это не так важно. Для меня все сложилось не очень удачно.

С глаз падает первая слезинка, соленая вода прежних обид, обернувшаяся золотом в то же мгновение, как падает на мою щеку, но я быстро ее смахиваю.

– Я рассказываю тебе это, чтобы ты понял. Когда появился Мидас, я была сломлена. Я не познала доброго мужского прикосновения. Ни разу не познала ни любви, ни дружбы. Я еще даже себя не познала. Возможно, я не была невинной, но была наивной и не знала, кто я и кем могу стать.

От чувства беззащитности в груди появляется острая боль, но я знаю, что теперь не смогу остановиться. Даже несмотря на то, что мне не хватает воздуха, я должна дышать, вытеснить прошлое, иначе задохнусь от своего же яда.

Я пожимаю плечом.

– Я думала, что любила его. Думала, что он любил меня. Я долго себя убеждала, что именно такими и должны быть любовь и дружба, потому что иного не знала.

Стоя на другом конце комнаты, я вижу, как Слейд судорожно глотает, а корни его силы обвивают шею.

– А теперь? – хрипло молвит он.

– Теперь я знаю, что цеплялась за свое бездействие из-за жуткого страха, что меня снова выбросят в мир, который меня использовал. Я не могу примириться с правдой, что Мидас тоже меня использовал, просто иначе. – Мое признание слетает с языка тяжелым бременем, тяготит каждое слово. – Если Мидас вообще любил меня, то спрятал свои чувства под любовью к золоту и себе. Спрятал так далеко, что даже не помнит, что именно он защищал.

Слейд опускает руки, а в его глазах что-то мелькает. То, чего я не могу разобрать.