– Что ты говоришь, Аурен?
Я говорю все.
Потому что времени нет. Потому что я должна уйти. Потому что и Слейд уходит.
Я судорожно вздыхаю.
– Меня всю жизнь жаждали, покупали и брали в собственность из-за золота, которое течет из моих пальцев и блестит на коже. Меня использовали и скрывали, и я примирилась с такой жизнью. Я примирилась с тем, что Мидас – большее, чем я заслуживаю, что не должна надеяться на иное, потому как знала, насколько может быть хуже.
Среди теней на лице Слейда пробивается сердитый взгляд, и он сжимает губы.
Я моргаю, и мокрые ресницы скользят по щеке.
– А потом появился ты. И никто и никогда не смотрел на меня так, как смотришь ты.
Слейд напрягается, затаив дыхание, чтобы услышать то, что мне придется сказать. Между нами повисает долгая пауза, напоминая руки, зачерпывающие воду и в отчаянии старающиеся не пролить ни капли.
– И как же я на тебя смотрю?
– Так, словно я не трофей, а человек. Словно ты смотришь на меня и не видишь одно только золото, – честно отвечаю я. – Прежде такого не бывало, – печально улыбаясь, признаюсь я. – Ты бросил мне вызов стать чем-то большим, чем то, во что меня превратили. Показал мне, как смотреть на мир без шор на глазах.
Он переминается с ноги на ногу, и на его облаченную в черное грудь падает луч света, пробившийся через балконные двери.
– Хорошо.
– Но сделав это, ты не просто раскрыл мне глаза. Ты полностью изменил мое видение, и теперь все, что я вижу, – это ты.
Голос срывается от правды, но я позволяю ей вылететь, разделиться, так же как сама разрывалась на протяжении нескольких недель. Как же непросто стоять здесь, выдавая безупречную честность, изливая слова. Но, к лучшему или худшему, я выбрала дорогу на этом распутье.
– Я хотела просто сбежать. Продолжать отрицать и сомневаться… в том, что между нами. Убеждала себя, что ты мне соврал, что морочишь мне голову, как Мидас, что тебе нельзя доверять. Но ты проник мне под кожу и застрял в моих мыслях, и из-за этого я на тебя злюсь.
Слейд отшатывается и сверкает глазами.
– Почему?