Повержено вздохнув, я поворачиваюсь и берусь за замок, но говорю тихим голосом, надеясь все же напоследок до нее достучаться.

– Я знаю, что ты меня ненавидишь, и это нормально. Но, клянусь, Мист, я говорю правду. Я не хочу, чтобы пострадали ты и твое дитя. Поговори с Риссой. Она убедит тебя, что мне можно доверять. Я могу привести тебя в безопасное место, но мне нужен твой ответ к балу.

Я бросаю на нее взгляд через плечо и улавливаю промелькнувшую на ее лице тень сомнения.

– Новая королева не потерпит бастарда от другой женщины, Мист, – мягко говорю я. – Просто… пожалуйста. Поговори с Риссой. Подумай об этом ради своего ребенка.

– Даже если это правда, в которую я не верю, Мидас бы не стал…

– Мидасу нельзя доверять, – ожесточенно выпаливаю я. – Он всегда изберет для себя более выгодную партию, а ты таковой для него не будешь, когда он снова женится.

Заняв оборонительную позицию, Мист ломает руки, но, несмотря на ее напряженную позу, я вижу в ее глазах тревогу.

– Зачем ты вообще мне об этом сообщаешь?

Я пожимаю плечом.

– Мы, наложницы, должны держаться вместе, – беспечно отвечаю я, но в моем ответе таится пустившая глубокие корни грусть. Если бы мы только перестали соперничать, завидовать по мелочам, помешали бы мужчинам сеять вражду между нами. Вообразите, какие горы бы свернули женщины, если бы мы были друг другу верны?

Мист крепко сжимает губы, и выражение ее лица становится непроницаемым. Она вздергивает подбородок.

– Уходи.

Сухо кивнув ей, я поворачиваюсь и берусь за дверную ручку. Ведать не ведаю, поговорит ли она с Риссой, но если мне удалось посеять в ней хотя бы каплю сомнения, тогда оно того стоило. Во всяком случае, надеюсь, что она будет держаться настороже.

Замок щелкает и дверь распахивается, а я прохожу мимо стражников, не обращая внимания на их осуждающие взгляды.

Возвращаясь в свои покои, чувствую, как на меня давит ментальное истощение. От головокружения и боли на сердце стучит в висках, а в глазах жжет. Эта ночь настолько меня потрясла, что я как будто застряла под самым тяжким бременем, которое сжимает меня и давит своим грузом.

Когда мы входим в коридор, я замечаю стоящих у двери моей комнаты Скофилда и Лоу. При виде меня у них глаза лезут на лоб.

– Миледи! Но как… вы целый день провели в своих покоях, – с явным огорчением говорит Скофилд, нервно теребя светло-каштановые волосы.

Я не могу ему ответить. У меня нет ни сил придумать правдоподобную ложь, ни желания вкладываться в это эмоционально.

Я молча прохожу мимо него и закрываю дверь, заперев ее, а потом падаю на кровать. Опасное смятение занимает в моей душе слишком много места.