– Что…

И в ту же секунду вижу в руке Мидаса меч. Золотое лезвие, такое острое, что словно рассекает воздух, когда он заносит его над Дигби.

И вот тогда я начинаю сопротивляться. Возможным это делает только всплеск паники. Я отпихиваю Скофилда и остальных, но безуспешно.

– Нет! Дигби!

Вытаращив в исступлении глаза, я вижу, как, смотря на меня, Мидас поднимает меч. Горло будто сжимают тугой петлей, и я кричу Мидасу, чтобы он оставил Дигби в покое, оставил его…

Но дурман поменял мое восприятие, потому что Мидас обрушивает меч не на Дигби.

А на меня.

Я осознавала лишь, что меня прижимали к стене, и полностью сосредоточилась на попытке побороть воздействие дурмана и добраться до Дигби, что даже не поняла: стражники туго натягивают мои ленты. Они угодили во власть жестоких рук.

Мне остается лишь секундное предупреждение, прежде чем случается ужасное.

А потом Мидас опускает меч на ленты, острое лезвие скользит по их золотистым длинам, и я сама себя не помню от боли.

Я чувствую лишь истинную муку.

Истинную, затмевающую все, абсолютную муку.

Я не просто кричу.

Я ломаюсь.

В этот раз боль не притупляется. Когда меч рассекает ленты, я чувствую все.

Острое лезвие проходится между лопатками, откуда растут ленты, и перед глазами все мутнеет.

Я в истинном потрясении, от сильного удара по телу растекается боль. Ленты дергаются и отскакивают, издавая беззвучный крик, проникая в мою спину и отдаваясь в каждой косточке.

Перед глазами летают мушки, но я вижу, как три ленты падают на пол к моим ногам. Их концы обтрепаны и неровные и с них стекают крошечные капельки золотистой крови.

Я смотрю на ленты и не понимаю, что это все означает, а они дергаются в ответ, как хвост ящерицы, отрезанный от ее тела.