— Пожалуйста, брат, — я слышал в своём голосе искреннюю мольбу. — Убей это, пока ещё можешь. Пожалуйста, брат. Подумай о своих людях… пожалуйста.

— Я думаю о своих людях, — ответил Балидор по-доброму. — И мне жаль, брат мой. Поистине. Я желаю, чтобы в следующий раз у тебя был лучший путь. Лучший мир.

Я мог лишь смотреть на него.

В моём свете расцветал ужас, душивший меня.

Я чувствовал это с абсолютной уверенностью.

Я принял неверное решение.

Я всегда принимал неверное решение.

У меня было время увидеть, как Балидор берёт женщину за руку, пока я падал коленями на утрамбованную застывшую землю, зажимая руками дыру в моей груди.

Мои ладони уже сделались тёплыми.

А потом я увидел её лицо.

Не женщины… ребёнка.

Она смотрела на меня с рук черноволосой женщины.

Её глаза светились резким бледно-зелёным светом в почти абсолютной темноте, заставляя меня гадать вопреки боли, вопреки пониманию, что я умираю. Я наблюдал, как Адипан Балидор воркует с ребёнком, а женщина с чёрными волосами крепче прижимает её к груди. Всё происходило медленно, в какой-то тишине в тонах сепии, и единственным доходившим до меня цветом был тот резкий, неуместный свет от маленького личика и ощущение, будто я откуда-то её знал.

Эта мысль была резкой, отчётливой, странно уверенной.

Мой разум померк прежде, чем я это понял.

Затем надо мной нависло другое лицо.

Видящий с лисьим лицом улыбался мне, стоя босиком в снегу под высокой зазубренной скалой, которая выделялась чёрными и белыми линиями на фоне зимнего неба.

То небо теперь сияло синевой за головой Териана, но его рыжевато-каштановые волосы трепал холодный ветер.

Териан держал в руках того же ребёнка.

По его рукам текла кровь, пропитывавшая рубашку, пропитывавшая тонкую ткань его форменных штанов, оставляя капли крови на чистом белом снегу у ног.