Я уставился на иглу, проследив за трубками туда, где они соединялись с органической рукой. В меня что-то вводили. А также что-то изымали.
Я снова уставился на свою руку, наблюдая, как меняется цвет моей кожи.
Я смотрел, как она сереет.
Меня накрыло ужасом.
Я мог только наблюдать, потерявшись в определённом понимании того, что она говорила не образно. Всё кончено. Всё действительно кончено.
Я никак не мог подготовиться к этому.
Я никак не мог замедлить это или остановить.
Я смотрел, как я умираю.
В то же время они сохраняли меня в живых.
Сохраняли в живых для…
Стану ли я машиной? Они используют части моей плоти, моего
— Твоя судьба будет не такой, брат.
Я поднял взгляд.
Её глаза снова были прикованы к моим — птичьи глаза, только без эмоций, без той сердечности мужчины-видящего, что я видел на снегу. Я видел ту сердечность даже на лице видящего-террориста. А в глазах этой старой видящей я видел её отсутствие.
— Уже недолго, брат, — сказала она, гладя мой лоб похожей на когти рукой.
Я знал, что её слова должны были успокоить, а не служить угрозой.
Они меня не успокоили.
Я наблюдал, как она смотрит на меня. Наблюдал, как она изучает меня словно животное, с таким же интересом, с каким она поглядывала на машины, выводившие показатели того, как она меня убивала. Я подумал, что к тому моменту она про меня забыла. Для неё я был уже мёртв.