Арман прикрыл глаза, задумался.

– Если не ошибаюсь, так называют философский камень. Он же магистерий, он же ребис. Змей, кусающий свой хвост, – один из его символических обозначений.

– Ну так и знала! – Ирис с досадой хлопнула ладонями по столу. – Опять бред собачий. Что вечный двигатель, что философский камень – выдумки. Барон Гвидо накормил нас сказками.

Арман покачал головой.

– Мастер Жакемар называл магистерием изумруды, которые он научился заряжать эфирными образами, аурой людей и предметов. Они не выдумки. Один из этих изумрудов заставляет биться мое сердце. Но Жакемар унес свой секрет в могилу. Никто не знает, как создавать такие накопители и на что они способны. Сам Жакемар считал, что они – ключ к вечной жизни.

Ирис почесала щеку и вздохнула.

– Вот оно что. Думаю, дело обстоит так: до того, как барон отдал этот изумруд тебе, он прикидывал, нельзя ли его использовать в механизмах как источник энергии. Ну, и какой нам от этого прок?

– Ты должна показать чертежи Финеасу.

Ирис выставила вперед ладони.

– Арман, прошу: давай не будем никому рассказывать о том, что мы обнаружили. Даже Финеасу. Он не болтун, но… он сдружился с майором Зейцем, а я застала майора, когда он шарил в этом кабинете и прихватил эту трость! Прости, но я теперь никому не доверяю. Вы, мужчины, не умеете держать язык за зубами.

– Я умею, – с холодным достоинством заметил Арман.

– Ты исключение из правил. Вот что… – ее осенила идея. – Лучше отошлю эти чертежи маэстро Мантейфелю. Каждый фокусник – толковый инженер. Видел бы ты, какой реквизит они мастерят для своих представлений! Маэстро знает древний шифр и разбирается в алхимии и прочей белиберде. Если тут скрыта еще одна загадка, он ее разгадает.

Арман кивнул, посмотрел на нее внимательно.

– Ты разочарована? – спросил он мягко, сворачивая чертежи в трубки.

– И да, и нет, – призналась Ирис, взяла со стола карандаш и задумчиво постучала им по подбородку. – Я рада, что мы открыли одну из тайн поместья. Пусть она бесполезна, но теперь я лучше представляю характер моего родного отца, которого я никогда не знала. Прости мне мои слова, но Гвидо был тот еще фрукт. И все же он бы мне понравился. Я люблю людей, которые умеют вносить в жизнь дыхание сказки. Населять ее безумными фантазиями. Я сама такая же – как все артисты.

– Ты права, – Арман замер, оперевшись на стол одной рукой. – Барон бывал грубым и язвительным, он не умел выстраивать отношения с близкими. Но люди все равно тянулись к нему. Он привлекал их своей эксцентричностью. Он был настоящий сказочник, а его изобретения и были его сказками.