Дверь за Джерихо закрылась, и остались только она и королева Атласа. Женщина, которая развязала войну, чтобы отомстить за свою дочь… и эта самая дочь, восставшая из мёртвых.

Ладони Сорен стали скользкими, и когда она попыталась ухватиться за подлокотники кресла, они немного соскользнули.

— Мне было интересно, когда ты, наконец, решишь поговорить со мной.

— Как и мне. Можно мне присесть?

— Это твой дворец, — пробормотала Сорен; но, когда Адриата продолжила смотреть на неё в ожидании, она вздохнула. — Да, я полагаю, что можешь.

Адриата села напротив Сорен, повернувшись под углом. Она долго изучала её, нахмурив брови, её бурный взгляд был дальше, чем Сорен когда-либо видела, чтобы человек путешествовал в своей собственной голове. Затем, так тихо, что она почти не расслышала:

— Ты умерла в ночь Бала Солёной воды в том году.

Холод пронзил позвоночник Сорен, как сосулька, вонзившаяся в кость.

Дым, крики и жуткий зов скрипки, поющей над хаосом, под управлением музыканта, который ещё не понял, почему все остальные перестали играть.

— Что? — прошептала она.

— Ты хотела подготовиться с Джерихо, а не с нами. Ты хотела, чтобы она сделала тебе прическу.

Тихое шмыганье заставило голову Адриаты качнуться, и она потерла висок, морщинки вокруг глаз стали более заметными, когда она, прищурившись, посмотрела в прошлое.

— Мы с твоим отцом были в бальном зале, когда раздались крики. Вы четверо ещё не прибыли, но все остальные пришли, и это было…

Люди, которые обычно отходили в сторону, когда она шла к ним, теперь бежали к ней, не обращая внимания, пиная ногами и толкая руками, ураган тел, паника и крики, так много криков, что её слух притупился, звеня эхом…

— Мама! Папа!

Сорен яростно затрясла головой, вытаскивая головную боль из глубины черепа — тупую, колотящуюся боль, как будто её сердце внезапно поместили в голову, и там не хватило места для обоих.

— Я этого не помню. Только огонь. И много шума.