Элиас моргнул.
— Я?
Финн вздохнул.
— Я собираюсь сосчитать до трёх. Если ты не встанешь с постели моей сестры к тому времени, как я скажу «три», я собираюсь обвинить тебя в убийстве. Готов? Один…
Эли шмыгнул за дверь потоком размытой темноты, схватив на ходу свою форму и едва успев натянуть нижнюю сорочку, прежде чем закрыть за собой дверь.
— Вы двое кажетесь… непринужденными, — заметил Финн.
Солейл пожала плечами, откинулась на подушки и небрежно скрестила руки за головой.
— Оказывается, он приятная компания, когда не прижимает меня к себе, — сверкнула эта волчья ухмылка. — И даже когда он…
— Боги, пожалуйста, не надо, — простонал он. — Во-первых, фу. Во-вторых, я очень хорошо знаю, что прошлой ночью ничего не произошло. Я живу по соседству с тобой. И, в-третьих, фу.
— Неважно. Мы все приглашены в эту Фестивальное путешествие, или я всё ещё на постельном режиме?
— Если мы скажем тебе остаться, ты просто собираешься улизнуть вслед за нами?
— Возможно.
Он так и предполагал.
— Тогда ты можешь с таким же успехом остаться со мной и Кэлом. По крайней мере, тогда мы сможем присматривать за тобой.
Солейл нахмурилась.
— Джерихо и Вон не придут?
— Вон слишком болен, чтобы вставать с постели.
Вообще-то даже хуже, чем Финн когда-либо видел его, и он пытался не думать об этом. Когда он уходил прошлой ночью, Вон лежал, свернувшись калачиком на боку, сотрясаемый дрожью, весь в холодном поту, и помощь Джерихо едва уняла приступ боли. Он почти боялся, что они придут сегодня домой и обнаружат, что Вон…
Нет. Он не мог так думать. У Вона всё время были плохие дни. Он выходил из этого состояния; он всегда выходил.
Он ждал в холле, пока Солейл оделась, устремив усталые глаза на стену перед собой, веки отяжелели от чувства вины, которое он изо всех сил пытался отогнать. Если бы он не провёл ночь, прижавшись ухом к стене, слушая, как она и Эли тихо спорят в ночи, а их никсианские акценты возвращаются без зрителей, он бы сам пошёл туда. Он не отошёл бы от неё, пока не убедился бы, что с ней действительно всё в порядке.