– Что? – переспросил Солярис. – Что ты сказала?

– Вой… – выдавила я, прислонившись к снятой с петель двери, лежащей под сводом арки, и ткнула пальцем в надколотый витраж у него за спиной. Точнее в то, что было за ним.

Сол лениво повернул голову к окну, и оно мгновенно запотело от его дыхания.

– Ах, ты об этом. То просто волки свой месяц величают. Только посмотри, что на улице творится! И не так взвоешь.

Я перевела дыхание, держась за сердце, выпрыгивающее из груди после бега, и подошла к окну возле Сола.

– Невероятно, – прошептала я, метаясь между ужасом и благоговением. Узоры инея ползли по стеклу, а дальше, прямо за ним, сыпал крупный снег, точно сверху вывернули подушки с лебяжьим пухом. В кромешной ночи не было видно ни леса, ни маковых полей, но я не сомневалась, что если ступлю за порог замка, то тут же окажусь в сугробе по самые уши. – Но только вчера ведь тепло было! Кочевник с Мелихор за сливами ходили…

– Боги лишь дали нам отсрочку, чтобы мы успели пополнить запасы на зиму. Тебе ли не знать, что все в мире стремится к порядку, – напомнил Солярис, сдвинув закладку ниже. Пока я приходила в себя, оправляясь от изумления и разочарования, он успел прочесть еще полстраницы. – Осень закончилась. Пришла зима.

«И волки воют, встречая ее, а не Госпожу», – поняла я, прижавшись лбом к окну удрученно, но отдернулась: лоб заныл почти сразу, обожженный лютующим снаружи морозом. Природа забирала свое жадно, ненасытно, будто гневалась, что кто-то посмел ею распоряжаться. Оттого мороз и не разгуливался накануне, а ударил сразу, без обиняков; ворвался к людям, как дикий зверь, просидевший на цепи слишком долго. Уже утром то, что вчера было покрыто золотом, подернется серебром, и весь недособранный урожай сгниет до следующей половины Колеса.

– Ты устала, – произнес Солярис, опуская книгу, и взгляд его стал беспокойным, а оттого острым. Он оцарапал им синяки под моими глазами, впавшие щеки, а затем и руки. – Пальцы в чернилах, запястья и рукава тоже. Заседание Совета разве не закончилось еще на закате?

– Вот только долг королевы не заканчивается никогда, – вздохнула я, усаживаясь на подоконник поверх вкраплений старого воска.

– В чем тогда смысл быть королевой, если работаешь на износ, как паховая лошадь?

– Ну, зато у меня есть слуги, мягкая перина и много-много драгоценностей, – принялась шутливо загибать пальцы я. – Ах да, еще собственный дракон.

Солярис закатил глаза и, не став спорить, – в своей лени он всегда был непреклонен, – снова вернулся к замшелой книге. Несколько страниц посыпалось прямо у него в когтях у меня на глазах, и, раздраженно цокнув языком, он осторожно вынул их из переплета и отложил в сторону, а после продолжил читать то, что уцелело. Льняная рубашка, растянутая до груди, спускалась с одного его плеча, а слишком длинные рукава мялись у ладоней. Сол сидел босым, не озаботившись даже тем, чтобы завязать шнуровку на штанах – видимо, готовился ко сну и собирался снять их, но зачитался, как обычно. Растрепанный, немного сонливый вопреки той бодрости, с которой он перелистывал страницы, Солярис выглядел таким уютным и спокойным, что мое расстройство немного притупилось. Пока волки снова не завыли где-то вдалеке.