– Что ж, напомни мне, чем это кончилось для тебя, – говорю я, опорожнив фильтр, и нажимаю кнопку пуска.

– Неплохо, если учесть, что сейчас я сижу с весьма сексуальными трусиками горгульи на моем мокасине. – Он поднимает левую ногу, и действительно, с носка его вишневых замшевых мокасин «Армани» свисают мои черные кружевные трусики.

– Как это вообще могло случиться? – спрашиваю я, нагнувшись, чтобы сдернуть их с его ноги. Они снимаются, но, когда я смотрю на мою руку, там, конечно же, ничего нет.

Само собой, там ничего нет. То, что я вижу, как он сидит на этой стиральной машине, вовсе не значит, что он действительно находится там. И что мои трусики действительно висели на его мокасине. Вот только я видела их.

– Абракадабра, – отвечает он, взмахнув рукой, как цирковой фокусник. Стало быть…

– О боже. Ты что, покурил что-то? – вопрошаю я.

– Я нахожусь в твоей голове, Грейс. Если бы я покурил, разве это не значило бы, что и ты под кайфом?

– Может, так оно и есть, – бормочу я, потому что не могу представить себе другой сценарий, в котором Хадсон вел бы себя так чудно. Но важно также и то, что в его поведении есть какая-то прелесть.

– А может, сейчас ты просто-напросто приходишь в себя, – отвечает он, и в ярком свете прачечной его глаза приобретают оттенок индиго.

– О чем ты? – спрашиваю я. – Может, тебе нужен транквилизатор?

– Я просто полагаю, что все это необязательно должно закончиться так плохо, как, похоже, считаешь ты.

Я смотрю на него в недоумении.

– Я… вообще не понимаю, о чем ты.