Я со стоном отстраняюсь от Джексона и поворачиваюсь к Хадсону, который стоит, прислонившись к дверному косяку.

– Знаешь, что? Выкуси.

– Я бы с удовольствием тебя укусил, – отвечает он, придвинув свое лицо к моему и оскалив клыки, и его голубые глаза яростно блестят, глядя в мои. – Какое место на твоем теле ты бы предпочла?

По моему телу пробегают мурашки, и это настолько пугает меня, что я быстро отшатываюсь от него – от них обоих – так быстро, что едва не приземляюсь на задницу.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Джексон и поддерживает меня рукой, предотвращая падение.

– Конечно. Я просто…

– А, думаю, я понял. – Он вскидывает бровь. – Проснулся Хадсон?

– Да. – Я наклоняюсь и прижимаюсь лбом к его груди. И шепчу: – Прости.

– Не извиняйся, – отвечает он. – Во всяком случае не за это. – Он делает мне знак сесть на диван, а сам идет в спальню. – Подожди, пока я почищу зубы и оденусь. И мы пойдем.

– Тебе незачем спешить. У нас есть время, – говорю я, когда он закрывает за собой дверь. В основном потому, что я планировала провести еще несколько минут с ним наедине до того, как мы спустимся к остальным… и до того, как проснется Хадсон. Видимо, мне не следовало заходить в кафетерий. Но вчера Джексон весь день выглядел таким измученным, что я решила принести ему поесть.

– Попить. – Хадсон плюхается на стул, стоящий напротив дивана. И, развалившись, вытягивает ноги перед собой и складывает руки на груди. Его зубы сжаты, и видно, что сейчас он раздражен, как никогда.

Я тоже чертовски раздражена.

– О чем ты? – резко бросаю я, поскольку сейчас мне совсем не хочется быть любезной.

– Он не ест, а пьет.