– Ты слишком стараешься, Грейс. – Мы смотрим друг другу в глаза. – Тебе нет нужды учиться быть горгульей. Ты уже это умеешь. Это часть тебя, часть твоего естества. И этого у тебя никому не отнять.

У меня такое чувство, будто он говорит не только о том, что я горгулья, а о чем-то большем.

– Что это значит?

– Не сейчас. Закрой глаза. – Я закрываю глаза, и он продолжает: – Сделай глубокий вдох и выдох. И попытайся добраться до той части тебя, которая скрыта в глубине. До той части, которую ты прячешь от всех.

Я так и делаю и вижу различные нити, каждая из которых тянется к отдельной части меня, к одной из тех ипостасей, из которых я состою.

К плюсам можно отнести то, что для того, чтобы понять, с чем я имею дело, мне достаточно потянуть за конкретную нить. За ярко-оранжевую, если речь пойдет о моей любви к чтению. За синюю, если речь пойдет об океане. За бирюзовую, если я захочу вновь услышать смех моей матери. За ярко-розовую, если я подумаю о Мэйси. А если я обращусь мыслями к Джексону, то за черную, а также за нить, которая сначала кажется зеленой, а затем делается все темнее и темнее, пока не становится черной. Я смотрю на нее и сразу же убеждаюсь, что это узы нашего сопряжения, хотя мне и непонятно, откуда я это знаю. Красная нить – для моих картин. Коричневая – для моих субботних прогулок с отцом. Есть также яркая синяя нить, сияющая, почти переливчатая – я пытаюсь взяться за нее, но какой-то голос предостерегает меня, веля не трогать ее. Вот великолепная голубая нить, которая – откуда-то я это знаю – относится к моей матери. Красно-коричневая нить, относящаяся к моему отцу. И даже аквамариновая нить – Ла-Хойя.

Этот перечень бесконечен, как и разноцветные нити, и я перебираю их все – включая те, назначение которых мне непонятно, – пока наконец не нахожу блестящую платиновую, скрытую в глубине переплетения всех остальных.

Интуитивно я понимаю, что это. Моя горгулья.

Честно говоря, я немного боюсь того, что могу сделать. Но от страха никогда еще не было толку, и он определенно не решит и эту проблему, а посему я просто тянусь к этой нити, затаив дыхание, с колотящимся сердцем.

И, едва коснувшись ее, ощущаю, как что-то резонирует внутри меня – это похоже на то чувство, которое я испытала, соприкоснувшись с магической силой Хадсона, когда пыталась зажечь свечи. Но это глубже, сильнее – это приливная волна, а то было всего лишь каплей, – и я чувствую, как эта волна накатывает на меня. Затапливает меня.