Я протягиваю одну руку в сторону Реми, а другой сжимаю нити моих друзей.

– Давай, Реми, давай! – командую я ему.

Земля под нами превращается в вихрящуюся бездну, полную звезд и ярких красок. И мы падаем в нее.

Глава 100 Карточка «Попадание в тюрьму»

Глава 100

Карточка «Попадание в тюрьму»

Приземлившись, мы ударяемся об пол с такой силой, что он дребезжит. Этот удар приносит мне новую боль – хотя, честно говоря, мне трудно отличить, какие из болей в моем теле вызваны этим ударом, а какие теми, что обрушивались на меня до него.

Мне не сразу удается сделать вдох – потому что ощущение у меня такое, будто меня лягнул осел в мою и без того уже ушибленную грудь. А когда удается, я сразу же ныряю внутрь себя, чтобы посмотреть, на месте ли нити. И обнаруживаю, что они на своих местах, даже нити Хадсона и Хезер.

Я заставляю себя открыть глаза, полная решимости отыскать мою пару.

Прежде всего я замечаю, как здесь светло – лампы дневного света светят так ярко, что почти слепят. Второе, что я замечаю, – это то, что пол, на котором я лежу, кажется мне знакомым, хотя пока что я не могу вспомнить почему. А третье – это детский рисунок, нацарапанный на металлической стене прямо передо мной.

Это схематичное изображение, явно сделанное ребенком и представляющее собой какое-то животное на четырех ногах. У него странный загнутый хвост и голова, похожая на голову льва.

Это мантикора, понимаю я, моргнув, чтобы видеть четче. Мантикора в футболке с огромной буквой К. Значит, это не абы какая мантикора, а Колдер.

Мое сердце снова начинает бешено биться, когда до меня доходит, что это за место. Маленький Реми, должно быть, сделал этот рисунок, потому что знал, что в конечном итоге он встретит ее здесь.

Меня охватывает паника, но прежде, чем она заполняет меня всю, Реми накрывает мою руку своей.

– Я доставил нас домой, – просто говорит он.

Теперь все понятно. Разбитый, покалеченный, Реми доставил нас в то единственное место, до которого мог дотянуться, – в тюрьму, которая служила ему домом все семнадцать лет его жизни. В Этериум.

– Ты всегда можешь отыскать путь домой, – отвечаю ему я. – Даже в темноте.

– Точно. – Он чуть заметно улыбается.

Я поворачиваю голову, ища глазами мою пару, и вижу, что Хадсон лежит на спине в нескольких футах от меня. Выглядит он скверно, но я по-прежнему ощущаю в себе нить уз нашего сопряжения. Я хватаюсь за нее, когда с трудом встаю на ноги и, ступая по скользкому тюремному полу, подхожу к нему.

– Хадсон, малыш. – Я падаю рядом с ним на колени и, положив голову ему на грудь, прислушиваюсь к биению его сердца. Оно бьется слабо, нитевидно, но оно все-таки бьется – а сейчас только это имеет значение.