Если этот медведь пожирает души, как сказал Хадсон, а вода этого озера смывает с его лап мед… Что, если нам нужна вода для того, чтобы разделить души Лианы и Лореляй подобно тому, как она смывает мед с медвежьих лап?

Реми стонет, и мое сердце начинает бешено стучать в груди. Он очнулся.

Я зову его по имени, и на этот раз, когда он со стоном произносит мое имя, я вздыхаю с облегчением, потому что он жив, действительно жив.

А раз Реми жив, то у нас есть шанс.

Стараясь не привлекать внимания медведя, я громко шепчу ему:

– Реми, ты можешь вытащить нас отсюда?

Он качает головой.

– Я не могу ходить, – отвечает он, и его голос срывается от боли. – И не могу встать.

– Знаю. Но ты должен все-таки собраться и вытащить нас отсюда. – В моем шепоте звучит настойчивость. У Хадсона и Мекая так мало времени, что это необходимо. Другого выхода нет.

Реми закрывает глаза, и секунду мне кажется, что он опять впал в беспамятство. Но затем он шепчет:

– У меня есть идея.

– Это хорошо, – отвечаю я.

Я собираюсь с силами, чтобы сунуть руку в карман, когда чувствую, что земля подо мной начинает дрожать. Я в страхе перевожу взгляд на медведя, но нет, земля трясется не из-за него, поскольку он все еще ест.

– Я не уверен, что могу вытащить нас всех, – шепчет Реми, но я отказываюсь его слушать.

– Мы покинем это место вместе, Реми. Все. – Я заглядываю в себя и собираю все нити в руке. Я буду держать их, что бы ни произошло. Ничто не заставит меня отпустить их. Ни сейчас. Ни потом. – Я скажу тебе, когда буду готова.

Он что-то бормочет, как мне кажется, утвердительно, и я достаю из кармана пустой флакон из тех, которые мне дала Куратор. Затем медленно, очень медленно передвигаю руку с флаконом к воде, не сводя глаз с медведя. Но он сосредоточен на своем обеде, я погружаю флакон в воду и наполняю его до краев. Затем затыкаю его пробкой, делая это так быстро, как только могу.

Но, видимо, я проделала это недостаточно тихо, потому что медведь вдруг поднимает голову, рычит и, вскочив, устремляется ко мне.