– Тогда тебе лучше остаться у нас. Не хочу потом чувствовать себя виноватой, если ты врежешься в пожарный гидрант по дороге к дому Марлен. Ляжешь в кровати Берди. А я лягу у Бекки.

– Ладно, – кивнула Джорджия, не в силах ни возражать, ни благодарить.

Она въехала на подъездную дорожку у дома. Гравий захрустел под шинами с белым кантом. Сестра выключила зажигание, однако не спешила выходить, продолжая смотреть прямо перед собой.

– Я не знаю, что делать. Кого винить. И кто должен быть наказан. Теперь ясно, что́ дедушка имел в виду, когда писал – не грех любить слишком сильно. Бабушка совершила это потому, что слишком сильно любила Берди. А дедушка все эти годы молчал, потому что слишком сильно любил их обеих.

Мейси повернулась к сестре, пытаясь разглядеть ее лицо в полумраке.

– Но это убийство. Каков бы ни был мотив. И он – соучастник, укрыватель преступника. Думаю, Берди хотела бы, чтобы кто-то понес наказание за смерть ее настоящего отца.

– У тебя всегда все только черное или белое, Мейси. Но большинство ситуаций в жизни не попадает под строгое определение «хорошего» или «плохого».

– Ошибаешься, – бросила Мейси, выходя из машины. – Всегда есть кто-то виновный. Кто-то, кто заслуживает наказания.

Увидев, как вздрогнула Джорджия, Мейси поняла, что они говорят уже не только о Жиле Мутоне. Она захлопнула дверцу автомобиля и направилась к дому.

– Нам обеим нужно поспать. Завтра подумаем обо всем на свежую голову.

– Ты иди спать, – сказала Джорджия. – Я пойду проверю, как там дедушка. А когда он проснется, расскажу ему, что мы теперь все знаем.

– Хорошо. Кто-то должен это сделать, а у меня сейчас не хватит сил на такой разговор.

Мейси медленно поднималась по лестнице, терзаясь противоречивыми чувствами: облегчением, что Бекки вернулась домой, и ужасом от того, что они сегодня узнали. Она машинально повернула налево, чтобы пройти в свою комнату, и удивилась, обнаружив закрытую дверь. Открыла ее и остановилась на пороге, глядя на Лайла в ее постели, на его голое плечо и широкую грудь. Мейси прошла к кровати, любуясь тем, как волосы упали ему на лоб. Лайл все еще выглядел как тот парень, за которого она выходила замуж миллион лет назад. До ее выкидышей. До Лилианны. До того, как неуверенность ее ослепила, а упрямая гордость связала язык. Как Берди. Молчание имеет свои преимущества. По крайней мере, никто не ждет от тебя извинений.

Она присела на краешек кровати, вслушиваясь в знакомый ритм его дыхания, вдыхая мужской запах, по которому так скучала. Долгое время после ухода Лайла она ложилась спать с его рубашкой, пока инстинкт самосохранения не заставил ее постирать.