Широкие да гладкие. Белые, как и все кругом.

И все ниже и ниже, все отвеснее.

Яра принимает руку Княжны, боясь упасть вглубь темноты, что расступается перед ними нехотя. И то, что она - эта тьма - хранит, заставляет Ярославу удивиться.

Перед нею, девкою простою, расстилается озеро белое. С водой молочной.

И вода эта колышется, словно бы живая. Шелестит, набегая к самому берегу да пытаясь ухватить ворожею молодую за подол платья. Ластится.

Шепчет.

И пахнет от нее так же сладко, как и от Радиславы. Вот и холодно так же.

Яра подняла на Княжну удивленные глаза. Все та же девка, что и на обеде: с волосами белыми, словно бы инеем покрытыми, - один к другому лежат. И красиво так, что загляденье. Ярослава всегда хотела быть белянкой. Тогда бы и ее в селе любили, как Заринку купцову.

Да только в Заринке была жизнь, радость. А в Княжне, Радостью прозванной, чувства остыли...

Яра только сейчас поняла: Княжна действительно не была жива. Давно ли? Верно, давно. Потому как здесь, у самого Моря Соленого, она все меньше походила на человека. И все больше на кого-то иного, о ком Ярослава не слыхивала.

- Это сила заемная. Ворож-ж-ж-ба, - прошипела Радослава. - Мы рож-ж-ж-даемся в Соляных Копях, и здесь ж-ж-ж-е умираем. Вот только море... оно иное. Не хочет забывать, не отпускает. И тогда остается тело ж-ж-ж-ить, как и все вокруг, - соленым, белесым, не подвластным тлену. И душ-ш-ша замирает. Это не жизнь. И не смерть. Неч-ч-что иное...

Она повернула голову набок, и движение это, по-хищному скорое, резкое, вызвало у Ярославы приступ тошноты.

- Ты готова, Ворож-ж-ж-ея? Море леж-ж-ж-ит здесь давно. Оно все видело, все знает. В него бегут притоки с Лесных Земель, и в них - все ваш-ш-ш-и тайны. А потому оно знает. О Ней - тож-ж-ж-е. Нужно только спросить. Не побоиш-ш-ш-ься?

Ярослава медлила всего миг, потому как понимала: не решится сейчас - не сможет никогда. И тогда ворожея сделала первый шаг. За ним второй, третий...

Она не заметила, как твердь ушла у нее из-под ног, и молочная гладь сомкнулась кругом головы. Странно, она не чувствовала воды. Ни влаги, ни даже холода. Сладость только.

Покой.

И дышалось тут, под водой, даже легче, чем снаружи. Ворожея раскинула руки, и молочная гладь плавно обхватила ее стан. Стала баюкать, успокаивать.

Снова шептать.