Из глаз и голоса Верещагина исчезает страсть, заменяясь презрением и усталостью:

— Что и требовалось доказать, Гриша! Так кто и что упустил?

Когда до Григория и Екатерины наконец доходит смысл нанесенного оскорбления, из уст ведущего вечера звучит первый тост. Предлагается выпить за деловых партнеров и процветание их фирм. Все присутствующие встают. Звон бокалов хрустальным эхо разносится по огромному, богато украшенному залу.

В глазах Верещагина оскорбляющая насмешка. В глазах Григория обещание ответа, скорого, обязательного, жесткого. В глазах Екатерины ничем не подавляемая ненависть, но не к Верещагину, а ко мне. Ответно улыбаюсь ей, жалея несчастную женщину. Григорий остро, жадно вглядывается в мое лицо и говорит:

— Зачем такой красавице такой хам? Он держит вас в заложниках? Шантажирует жизнью и здоровьем близких?

Верещагин насмешливо смотрит на меня, во взгляде предупреждение.

— Нет, — отвечаю я Григорию. — У нас всё страшнее и оригинальнее.

— Это как? — любопытствует успокоившийся Григорий Соболев.

— Это я его держу в заложниках и шантажирую близкими, — доверительно сообщаю я, видя, как вытягивается лицо Григория, как округляет пораженно глаза Екатерина, и чувствуя, как горячая рука Верещагина благодарно пожимает под столом мое колено.

— Я так и думала! — позволяет себе нервно рассмеяться Екатерина. — И не удивлена.

— Всегда приятно оказаться догадливым, — вежливо соглашаюсь я с ней.

— Никита Алексеевич! — доброжелательный голос подошедшего пожилого мужчины привлекает наше внимание. — Прошу прощения у присутствующих! Можно тебя на пару слов?

Верещагин встает и пожимает руку незнакомому мне мужчине.

— Рад видеть вас! Да. Конечно!

Он наклоняется ко мне, положив руки на мои голые плечи

— Дорогая! Ненадолго перейдем за другой столик. Друзья извинят нас!

«Друзья» кивают, убивая нас взглядами. В дальнем конце зала я вижу Виктора Сергеевича, который прикрывает глаза, давая мне знак.

— Я подойду, дорогой! — встаю из-за стола и дарю «мужу» и его знакомому самую радужную улыбку. — Мне нужно выйти ненадолго.

Пожилой мужчина смотрит на меня оторопело несколько секунд, потом начинает извиняться перед Верещагиным.

— Никита Алексеевич! Предупреждать надо. Мне уже шестьдесят. Сердце не той закалки, что в молодости. Какую войну ты выиграл, чтобы захватить в плен эту фею?