— Иди ко мне!
Внутренне напряженные мужчины повторяют свои реплики. Да ладно! Мы же не в кино. Никто не будет стрелять!
Эту мою мысль тут же иллюстрирует Сергей-Филипп, достав… пистолет или револьвер? Я не разбираюсь. Пусть будет пистолет. Виктор Сергеевич достает свое оружие. Кино и немцы — сказала бы Сашка.
— Лера! — слышу свое имя, произнесенное третьим мужчиной.
На таком же отдалении, как и Сергей-Филипп, только справа, перед одной из огромных железных дверей, выходящих на парковку, стоит Верещагин. В его потемневших глазах просто конец Вселенной. Не глаза, а два Черных Карлика.
— Иди ко мне! — Никита просто тянет ко мне руку.
Я не бегу. Не даю себе суетится. Я просто улыбаюсь Виктору Сергеевичу, а потом, повернувшись спиной к Сергею-Филиппу, иду к Верещагину. Его глаза чуть-чуть светлеют, в них появляется мысль.
— Лера! — меня снова окликает Сергей-Филипп.
— Не двигайтесь! — видимо, к нему обращается Виктор Сергеевич.
Поскольку охранник не говорит, а кричит, делаю вывод, что Сергей-Филипп начал движение. И тогда я, не оборачиваясь, чтобы проверить это, бегу к Верещагину. Он делает пару широких шагов мне навстречу, больно (потерплю!) хватает меня за плечи и буквально запихивает за железную дверь, двигаясь вплотную ко мне и закрывая меня своим большим телом. Противный лязг задвигаемого засова. Меня крепко обнимают, подозреваю, желая сломать мне пару ребер.
— Это еще кто, принцесса? — спрашивает он меня удивленно, взяв мое лицо в свои руки. — Это от твоего отца? Или очередной воздыхатель? Прекрасный принц?
— Наверное, — пожимаю я плечами, вызывая гневный огонек в его карих глазах. — Только мне принц не нужен. У меня есть король.
— Какой король? — Верещагин так же не понимает меня, как до этого не понимала Екатерина.
— Голый, — сообщаю я напряженному мужчине.
— Это ведь что-то плохое? Вернее, кто-то? — вспоминает он. — Имя нарицательное. Лживый человек, выдающий себя за значительное лицо.
— Да? — придуриваюсь я. — И почему бы это?
— Ты обо мне? — прищуривается Никита. — Я был с тобой предельно откровенен. Почему же лживый?
— Словесно был — да, — киваю я, расслабившись после такого напряженного момента, даже ноги подкосились, и Верещагин прижал меня еще крепче. — Но собираешься-то поступить бесчестно.
— Что бесчестного в мести за смерть? — прямо спрашивает он.
— Месть бесчестна по сути, если задевает невиновных, — говорю я, глядя в его такие близкие глаза.