Светлый фон

– Это у них такая практика, правда, товарищ Вашкевич? Пытаются выдать себя за шапочных знакомцев, чтоб выбраться. Не в первый раз такое. Правда же, Сергей?

Сергей в растерянности переводил взгляд то на Миру, то на Стаса, то на застывшего в выжидательной позе товарища Гвоздева.

Булат, сообразив, что проклятая ведьма вертит братом как хочет, не давая тому пути для колебаний, жарко и с нажимом произнес:

– Сергей, это я, брат твой. Стась.

Товарищ Гвоздев, обнажив крупные белые зубы в совершенно очаровательной улыбке, рассмеялся:

– Вот как? Дело приобретает-таки совершенно неожиданный поворот…

– Чушь. Не стоит внимания. Обычный сошедший с ума мужлан. Брат товарища Вашкевича, наш героический командир, умер от тифа. Мы все скорбим. Не так ли?! – почти истерически запричитала испуганная Мира.

Булат в ожидании ответа вперился в брата, словно пытаясь взглядом подчинить его своей воле.

Сергей же сник, как сдутый шарик, опустил голову и, рассматривая что-то важное в месиве лагерной грязи, безжизненно вытолкнул из пересохшего горла:

– Мой… брат… умер.

– Ты… ты… – Булат пошатнулся, как от удара. – Умер, говоришь? Что ж… царствие небесное тогда! Мой – тоже. Бывает… – Стас сглотнул комок, подступивший к горлу, отвернулся и, гордо выпрямив спину, открыто глядя в свинцовое небо, прошел сквозь расступившуюся вдруг в страхе недоумевающую толпу, как остро отточенный, закаленный яростным пламенем, нож.

Той же ночью, преодолев колючку по перекинутым тряпкам, придушив вздумавшего не вовремя проснуться Башмака, Булат и Войцех сбежали…

* * *

Васька лежал третий (или пятый?) день не в силах даже приподняться, чтобы взять здоровой рукой крынку с водой, стоящую рядом у изголовья.

Помутнение в мозгу рассеялось, и он четко осознал, что всё – отныне его прежняя разгульная жизнь закончилась, и вместо бравого продуполномоченного Василия Каплицына имеет место быть человеческая руина, гадящая под себя, полуживая рухлядь из мяса и костей, которая не может связать и пары слов.

Прошла вечность, прежде чем появилась наконец-то Ганна. Васька замычал и затараторил радостно «тататтатата!», но жена лишь посмотрела сквозь Ваську, нахмурилась каким-то своим потаенным мыслям и молча поднесла крынку с водой к высохшим губам несчастного.

Каплицын пил жадно, но и тут была засада: особо не получалось, язык не слушался, горло не хотело глотать, и вода заливалась внутрь, болезненно перекрывая дыхание. Ваську в такие моменты бил сильный кашель, буквально выворачивающий наизнанку. Он плакал бессильными слезами: что за питье? Утопление же! Но и без воды было туго.