Лиза опустила голову, чтобы не смотреть брату в глаза. Ей вдруг вспомнились ласковые губы и жаркие поцелуи мужа, его горячие объятия, возносившие ее к райским вратам любви и грез. Дмитрий с тревогой смотрел на сестру. Сменивший свою праздную, никчемную жизнь на полковые казармы, продубленный ветрами и палящим солнцем Малороссии, закаленный лишениями армейской службы, Дмитрий всерьез беспокоился о Лизе.

— Лизонька, родная, позволь мне избавить тебя от этого человека, — взмолился он. — Через три дня государь удостоит нас аудиенции. По обычаю, каждый нижний чин, произведенный государем за особые заслуги в офицеры, может просить у него высочайшей милости. Я поговорю с Его Величеством и попрошу, чтобы он расторг ваш брак. Лизонька, я знаю от Нади, что князь тебе мил, но его поступок не имеет прощения!

— Все так, Митенька, все так, — печально согласилась Лиза. — Плачевные ошибки, прискорбные обстоятельства, неуместная любовь Федора и подлость одной женщины сделали свое грязное дело. В глазах мужа я выгляжу виновной… он считает, что я была любовницей Федора…

— Что за бред! — возмутился Дмитрий. — Как бы то ни было, я поговорю с князем, даю тебе слово. Даже если вам никогда не быть вместе, он не должен думать о тебе такое.

— Поздно, Митенька, поздно… какая теперь разница… Я хочу только, чтобы мне вернули сына, хочу жить ради него и забыть обо всем… потому что если мой сыночек умер, мне тоже не жить, Митя… — Лиза сдержала рвущиеся из груди рыдания. — А Александр… я не хочу ни видеть его, ни слышать… Мне все равно, считает ли он меня виновной или нет…

* * *

— Вот этот самый, барин, — ткнул пальцем в одного из задержанных бродяг Канов. Федор в волнении позвал дежурного и недолго поговорил с ним о чем-то. Кумазин, Федор и Канов в сопровождении надзирателя подошли к мужику. Магол, а это был именно он, хитро прищурившись, посмотрел на них.

— Я могу сейчас же освободить тебя, — обратился к бродяге Федор, — но при одном условии: ты вернешь ребенка, которого той ночью отдал вам с Марфой князь Карелин… К тому же, я заплачу тебе за него, сколько попросишь. Ребенок жив, не так ли?

— Пока я в кутузке, я ничего не скажу, — твердо ответил Магол, уверенный в своей победе.

— Одно слово — и ты на свободе!.. Ребенок жив? — снова спросил его Федор. — Он у тебя? Где Марфа?

— Вызволи меня отсюда, барин, и я отведу тебя к нему…

— Мы нашли его! — торжествующе воскликнул Федор и нетерпеливо спросил: — Где ребенок? Отвечай, он в городе? Он жив-здоров? С ним ничего не случилось? — Вопросы один за другим так и сыпались с губ Лаврецкого, а Магол ухмылялся, прикидывая, сколько можно содрать с него деньжат, чтобы не прогадать.