— Могу я узнать твое новое место в этом доме, Катя? — жестко спросила Маслова. — Ты как-то странно разговариваешь с князем…

— Мне нечего сказать, — ответила старая служанка. — Коли позволишь, пойду займусь ванной и ужином для барина.

— Подожди. Я хочу знать, почему ты мой враг!

— А могу я спросить, почему ты враг для всех других?

— Думаю, ты ошибаешься, Катя. Пока еще я управляю Карелинкой, и могу наказать тебя за твою дерзость.

— Так накажи! — с вызовом ответила Катя.

— Ты так уверена в своем могуществе и покровительстве князя, но, послушай хорошенько, что я тебе скажу: не вставай у меня на пути, не пытайся бороться со мной, потому что очень скоро командовать в этом доме буду я.

— В Карелинке ты никогда не будешь командовать, Наташа! — спокойно ответила Катя, глядя Масловой прямо в глаза. — Когда-нибудь ты уберешься отсюда навсегда, еще хуже, чем раньше… И этот день не за горами. А сейчас дай мне пойти, куда я шла. Барин меня ждет.

— Тем хуже для тебя, старая дура, это я тебе обещаю, — зло прошипела Наташа, глядя вслед уходящей Кате.

На притихший дом медленно надвигалась ночь. Казалось, все уснуло в просторных, роскошно обставленных, но теперь унылых комнатах, лишь одна многострадальная, недремлющая душа, словно призрак, бродила по длинным галереям. Что искал Александр в этой паутине переходов. Каких воспоминаний? Какие тени преследовали его? В этот поздний час, наедине с собой, он не лгал себе, не притворялся. Князь прошел по спальне жены, в которой Лиза жила с той самой единственной ночи любви и боли, посмотрел на пустую колыбельку с содранной им в приступе ярости занавеской и вышел в сад, но тут же вернулся и остановился перед комнатой, в которой жил Лаврецкий. Александр нерешительно шагнул внутрь и подошел к маленькому комоду, в ящике которого валялись любовные письма Лизы к Федору. В комнате не осталось никаких вещей ненавистного гостя. Багаж и бумаги Федор забрал с собой, когда уезжал из поместья. Александр отпер ящик и достал письма. Едва увидев имя Лиза, Карелин снова обезумел от ярости и боли.

— Невиновна, как же, — язвительно процедил он. — Какие могут быть сомнения, если налицо письменные доказательства ее вины?

Александр зажег лампу, и бледный золотистый свет залил бумагу. С горьким безразличием он начал читать письма — маленькие, хрупкие клочки бумаги, оказавшиеся достаточно сильными для того, чтобы разрушить его жизнь. Письмо…ещеодно…иеще…

Александр перебирал пальцами послания Лизы. Неожиданно они показались ему странными. Он считал эти письма очевидным доказательством супружеской измены, но они были не более чем нежными вестницами бесхитростной любви девочки, которая становилась женщиной. Держа письма трясущимися руками, Карелин с жадностью перечитал их несколько раз.