— В качестве исключения я выпью с Вами, Деметрио.
— Тот же виски, что мы пили вчера, когда Вероника провозгласила тост за Мату-Гросу… за зеленый ад, не так ли. Надеюсь, сейчас Вы не в том настроении, чтобы поднять стакан…
— И Вы тоже, инженер… по крайней мере левой рукой. Зачем Вы сняли косынку?.. Если не поддерживать руку на перевязи, ожоги будут заживать дольше.
— А для Вас это так важно? — язвительно спросил Сан Тельмо.
— Важно, хоть Вы и не верите мне.
— Не лгите, преподобный, для Вас не это важно!.. Вам важно знать, что с Вероникой, зачем я женился на ней, зачем привез ее в Мату-Гросу. — Деметрио вышел из себя. — Что ж, будь по-вашему, Вы это узнаете… Я отвечу Вам так же, как и ей, преподобный. Я женился на Веронике, потому что ненавидел ее, я привез ее в Мату-Гросу, чтобы осуществить месть, в которой поклялся…
— О чем Вы? — ужаснулся Джонсон. — Что Вы имеете в виду?..
— Нет, святой отец, я свершу не месть, а возмездие. Ее постигнет суровая, но справедливая кара за жестокость!..
— Справедливая кара? — растерянно и с негодованием переспросил священник.
— Да, да, и не думайте, что мне было легко это сделать!..
— Догадываюсь!..
— Что бы Вы ни думали, но я боролся сам с собой: мне мешали благородство, порядочность, сострадание, моя совесть, в конце концов!
— Полно, есть ли у Вас все это? — усомнился Джонсон.
— Что-о-о? — Деметрио вскипел и гневно сжал свой крепкий кулак, словно намереваясь ударить преподобного в лицо, но синие глаза Джонсона смотрят на него с холодным равнодушием и отвагой; в них нет ни вызова ни бравады.
— Можете ударить меня, если хотите, — спокойно ответил преподобный. — Мой сан священника, как Вы заметили, лишает меня возможности защищаться, так что для Вас это будет так же просто и легко, как ударить женщину.
— Преподобный Джонсон! — взревел Деметрио.
— Бейте, чего Вы ждете?.
— Я не бил Веронику, что-то помешало мне. Возможно, то же самое, что мешает мне ударить Вас сейчас. Я схватил ее, когда она бросилась на меня, как дикий зверь, и толкнул. Я не стерпел ее оскорблений, когда она раздавала мне пощечины. Падая, она ударилась о стол.
— Значит, вон оно как было!
— Да, именно так. Не думайте, что я пытаюсь оправдаться перед Вами. Моей грубости нет оправданий, да я и не пытаюсь их найти. Я словно обезумел, когда толкнул ее. Я — такой, как она заслужила: варвар, грубый и жестокий дикарь!