Рассвет вернул меня к действительности и пробудил здравый смысл. Я встала и, как только смогла хоть что-то различить в утренней дымке, вышла в сад, чтобы посмотреть, нет ли следов под окном его нынешней спальни. Их не было. «Ну, значит, он остался дома, – подумала я, – и сегодня он, должно быть, придет в себя». Я приготовила завтрак на всех домочадцев, как обычно, но велела Гэртону и Кэтрин поесть побыстрее, пока хозяин не спустился, потому что он сегодня явно проспал, чего за ним не водилось. Молодые люди решили позавтракать в саду под деревьями, и я им туда принесла маленький столик.

Когда я вернулась в дом, то увидела мистера Хитклифа. Он обсуждал с Джозефом полевые работы и давал, как всегда, четкие и ясные указания, но говорил очень быстро и постоянно оглядывался, словно в тревоге. На лице его читалось все то же странное волнение, пожалуй, оно даже усилилось. Когда Джозеф вышел из комнаты, мистер Хитклиф сел на свое обычное место, а я поставила перед ним кружку с кофе. Он придвинул ее к себе, а затем вдруг уперся руками в стол и уставился в стену напротив, как будто бы изучая со всем возможным вниманием какой-то ее малый участок. Глаза его беспокойно блестели, он замер от волнения и даже затаил дыхание.

– Да что с вами? – воскликнула я нетерпеливо, пододвигая хлеб прямо ему под руку. – Скорее ешьте и пейте, пока кофе не остыл. Я вам его уже почти час грею.

Он не обратил на меня никакого внимания, а потом вдруг улыбнулся. Но что за улыбка это была – она напоминала оскал и вновь напугала меня до смерти.

– Мистер Хитклиф! Хозяин! – закричала я. – Ради Бога, не глядите вы так, как будто вам призраки мерещатся!

– Ради Бога, не ори как безумная, – ответил он. – Посмотри кругом и скажи: мы здесь одни?

– Конечно, одни, – был мой ответ, – кому еще тут быть?

Все же я невольно повиновалась ему, как будто бы сама не была вполне уверена в своих словах. Он одним движением отодвинул в сторону кружку и хлеб, а затем весь подался вперед, чтобы лучше видеть.

Теперь я поняла, что смотрит он не на стену, а на что-то, располагающееся от него ярдах[29] в двух. Что бы это ни было, оно являлось для него источником великой радости и великой боли, как явствовало из постоянной смены выражений его лица, то страдальческого, то ликующего. К тому же этот воображаемый предмет не находился на одном месте: глаза Хитклифа следовали за ним неотрывно и с напряжением, и, даже говоря со мной, он ни на миг не отводил от него взгляда. Я несколько раз тщетно попыталась напомнить хозяину, что он уже давно ничего не ел. Если в ответ на мои уговоры он протягивал руку, чтобы взять кусок хлеба, пальцы его сжимались раньше, чем достигали своей цели, рука бессильно падала на стол, а мысль о еде тут же его покидала.