Но едва она перестала страдать от беспокойства и угрызений совести, что упрекала ее в измене, как ее начали терзать новые тревоги. Она стала бояться, что Найт случайно встретится со Стефаном где-нибудь в окрестностях, а она сама станет темой их беседы.

Когда Эльфрида узнала Найта получше, она поняла, что тот не только далек от мысли, что Стефан был его предшественником, но и предположенья такого не допускал, что до него у нее мог быть другой поклонник. В прежние времена она то и дело искренне высказывалась, прямодушно выражала свое настоящее и честное мнение, которое обнажало ее сердце до самых потаенных его глубин. Однако пришло время измениться. Она никогда даже и не намекала на то, что знакома с другом Найта. Когда женщины избирают скрытность, они в этой скрытности идут до конца; и чаще всего они начинают скрытничать со своим вторым возлюбленным.

Воспоминание о тайном побеге из дому было теперь еще более мрачное видение, чем раньше, и, подобно Духу Гленфинласа[145], только разрасталось до колоссальных размеров при любой попытке его изгнать. Природная честность призывала ее открыться Найту и довериться его великодушию, с тем чтоб получить от него прощение; и она знала, что нужно поведать ему обо всем как можно скорее, или не стоит и вовсе делать такое признание. Чем дольше она будет это скрывать, тем тяжелей ей будет признаваться. Но она отложила этот разговор. Непобедимый страх, который у молодых женщин всегда сопровождает сильную любовь, слишком громко говорил в ее душе, чтоб она могла набраться мужества да проявить честность, что подвергла бы ее любовь смертельному риску:

На эту партию смотрели как на дело рук ее отца и мачехи. Меж тем священник не забыл про данное Эльфридой обещание рассказать, от кого она получила телеграмму, и два дня спустя после сцены в летнем домике он многозначительным тоном спросил ее о телеграмме. Теперь она с ним поговорила начистоту.

– Я состояла в переписке со Стефаном Смитом с тех пор, как он покинул Англию, и вплоть до последнего времени, – сказала она спокойно.

– Что! – воскликнул священник в ужасе. – И под самым носом у мистера Найта?

– Нет, когда я осознала, что мистер Найт стал дороже моему сердцу, я подчинилась вашей воле.

– Премного благодарен, вы так любезны. Когда же тебе начал нравиться мистер Найт?

– Мне кажется, этот вопрос неуместен, папа, а телеграмма была от агента судоходной компании, и послали ее не по моей просьбе. Она уведомляла о прибытии судна, которое привезло его домой.