– Печать с его инициалами. Чтобы всю оставшуюся жизнь я помимо нанесенных им шрамов носил и его поганую подпись? Да никогда!

Его голова теснее прижалась к моему бедру, и дыхание постепенно замедлилось: он задремал.

– Джейми?

– М-м-м?

– Ты очень пострадал?

Резко проснувшись, он перевел взгляд со своей забинтованной руки, призраком светившейся на темном одеяле, на мое лицо. После этого Джейми закрыл глаза и затрясся. Я испуганно подумала, что затронула невыносимо болезненную тему, но быстро сообразила, что он всего-навсего смеется до слез.

– Англичаночка, – наконец промолвил он, задыхаясь. – У меня осталось примерно шесть квадратных дюймов кожи без болячек, ожогов и рубцов. Очень ли я пострадал?

И он снова зашелся в хохоте так, что матрас под ним заходил ходуном.

– Я имела в виду… – начала я сварливым тоном, но Джейми остановил меня, поднеся к своим губам мою руку.

– Я понял, что ты имела в виду, англичаночка, – сказал он, повернувшись ко мне. – Не волнуйся, целые и невредимые шесть квадратных дюймов находятся у меня между ног.

Я по достоинству оценила усилие, которое он затратил на то, чтобы пошутить, и легонько шлепнула его по губам.

– Ты пьян, Джеймс Фрэзер, – сказала я и, выдержав паузу, спросила: – Что, всего лишь шесть?

– Ну, может, семь. Господи, англичаночка, не смеши меня больше, мои ребра этого не вынесут!

Я вытерла ему глаза подолом своей сорочки и, поддерживая голову, напоила водой.

– И все же я имела в виду не это, – заметила я.

– Я понял, – ответил он. – Можешь не деликатничать.

Он осторожно сделал глубокий вдох и не смог удержаться от гримасы боли.

– Я оказался прав: это не так больно, как удары плетью, но существенно противнее.

Его губы скривились в улыбке, в которой горечь смешалась с насмешкой.

– Во всяком случае какое-то время не буду страдать от запоров.