Монах поднял руку, торопливо благословил меня, повернулся на пятках и пропал за дверью в конце коридора, прежде чем я смогла спросить, как его зовут.

Я все-таки заглянула в келью и проверила, как обстоят дела у Джейми. Он опять заснул и свободно дышал, но между бровями пролегла едва заметная складка.

Следующим утром мне было существенно лучше, но у Джейми после беспокойной ночи запали глаза, к тому же его тошнило. Он резко отказался и от горячего укрепляющего питья из вина, яиц и сахара, и от супа и злобно окрысился на меня, когда я попыталась проверить повязки на сломанной руке.

– Ради бога, Клэр, оставь меня в покое! Я не хочу, чтобы меня опять ковыряли!

Он оттолкнул мою руку, было понятно, что он разозлился. Я тихо отошла в сторону и стала сортировать склянки и пакетики с медикаментами, лежавшие на маленьком столике: вот мазь из календулы; вот маковая настойка; вот отдельно лежат ивовая кора, вишневая кора и ромашка для приготовления лечебного чая; вот чеснок и тысячелистник для дезинфекции – и прочее, все по порядку.

– Клэр!

Я обернулась; Джейми сидел на постели и виновато мне улыбался.

– Прости, англичаночка! У меня скрутило живот, поэтому я с утра в скверном настроении. Но мне не следовало грубить. Ты меня простишь?

Я подошла к нему и осторожно приобняла за плечи.

– Прощать нечего, это мелочи. Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что у тебя скрутило живот?

Для себя я уже не в первый раз сделала вывод, что личная близость и романтика – вовсе не одно и то же. Джейми поморщился, прижав здоровую руку к животу.

– Я имею в виду попросить тебя на некоторое время предоставить меня самому себе. Не возражаешь?

Конечно же, я сразу исполнила его просьбу и пошла завтракать. На обратном пусти из трапезной я увидела, как тонкая фигура в черной рясе францисканца идет по двору к аркаде монастыря. Я поспешила монаху навстречу.

– Отец! – окликнула я, он остановился и улыбнулся мне в ответ.

– Доброе утро, мадам Фрэзер! – поздоровался он. – Как нынче утром чувствует себя ваш муж?

– Лучше, – ответила я, надеясь, что говорю ему правду. – Я желала выразить вам благодарность за помощь прошлой ночью, но вы так скоро удалились, что я даже не успела узнать вашего имени.

Сверкнув ореховыми глазами, монах отвесил мне изящный поклон, приложив руку к сердцу.

– Франсуа Ансельм Мерикёр д’Арманьяк, мадам, – сказал он. – Так меня назвали при рождении. Теперь же я отец Ансельм.

– Я не собираюсь задерживать вас, – сказала я. – Мне лишь очень хотелось вас поблагодарить.

– Вы не задержали меня, мадам. Я повинен в грехе лени, никак не соберусь приняться за работу.