– Ну, как бы это сказать… – сказала я и наклонилась к полу, чтобы выдернуть сорняк, проросший меж каменных плит. – Меня крестили в католичество. Однако когда мне исполнилось пять лет, мои родители умерли, после чего мне пришлось жить у дяди Лэмберта, а он…

На этом месте я остановилась. Мой дядя был энтузиастом науки и оставался совершенно безразличен ко всякой религии как системе верований – религиозные культы были для него всего лишь отличительными признаками культур.

– Правду сказать, в вопросах веры он был всем и ничем. Ему были известны все религии, но он не верил ни в какого бога. Я не получила религиозного воспитания. Мой первый муж был католиком, но, впрочем, не самым добрым. То есть меня, вероятнее всего, нужно считать язычницей.

Я осторожно скосилась на отца Ансельма, но тот совершенно не разгневался, а, напротив, весело рассмеялся.

– Всем и ничем, – произнес он, катая это выражение на языке. – Мне нравится. Но вам, к сожалению, эти слова не подходят. Как член Святой Матери Церкви вы навсегда остаетесь в ее лоне. Как бы мало вы ни знали о вере, вы точно такая же католичка, как наш Святой Отец Папа.

Отец Ансельм возвел глаза к небесам. Стояла хмурая погода, но листья на ольхе не трепетали.

– Ветер стих. Я хотел немного прогуляться, чтобы проветрить голову. Не желаете ли ко мне присоединиться? Вам потребны и свежий воздух, и движение, а мне, таким образом, представится возможность наставить вас в вере и объяснить смысл и значение обряда вечного бдения.

– Разом застрелить двух зайцев? – вяло заметила я.

Впрочем, идея если не религиозного просвещения, то прогулки показалась мне довольно интересной, и я принесла из комнаты свой плащ.

Благочестиво склонив голову, отец Ансельм провел меня мимо тихого и мрачного входа в часовню, а затем сопроводил по аркаде в сад. В саду мы уже не могли ни побеспокоить, ни отвлечь молившихся, и францисканец начал рассказ:

– Смысл бдения сам по себе весьма прост. Вспомним Библию, то, как Господь наш ночью ожидал в Гефсиманском саду суда, а затем распятия, и друзья Его, которые были там с Ним, заснули.

– Да, я помню, – сказала я. – «И приходит к ученикам, и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?»[22]

– Да-да, мадам, – подтвердил он. – Именно так. Мы поочередно бодрствуем всю ночь, и Святое Причастие никогда не остается покинутым.

– И вам не тяжело вставать среди ночи? – поинтересовалась я. – Или вы каждую ночь не ложитесь?

Отец Ансельм склонил голову; небольшой ветерок играл блестящими темными волосами, тонзуру, покрытую легким, мягким пухом, похожим на мох, наступила пора побрить.