Он с силой прикусил губу, не способный продолжать.

– И так постоянно, – овладев собой, продолжил Джейми. – Он словно удерживал тебя возле меня. Я боролся, всеми силами своего рассудка боролся с этим наваждением… пробовал отделить разум от тела, но боль терзала меня вновь и вновь, она была выше того барьера, который я мог преодолеть. Я боролся, Клэр, я храбро бился, однако…

Он склонил голову на руки, сжал висок пальцами и неожиданно вновь заговорил:

– Мне ясно, отчего повесился юный Алекс Макгрегор. Я поступил бы точно так же, если бы не боялся смертного греха.

По комнате разлилась тишина. Я машинально обратила внимание на то, что подушка Джейми абсолютно мокрая, и попробовала ее отнять, чтобы сменить. Он очень медленно покачал головой и уставился в пол, куда-то себе под ноги.

– Это всегда будет со мной, Клэр. Я не могу ни подумать о тебе, я не могу ни поцеловать тебя или взять за руку, чтобы не почувствовать страх, боль и тошноту. Я лежу здесь и чувствую, что умираю без тебя, без прикосновений твоих рук, но только ты дотрагиваешься до моего тела, мне кажется, что меня одолевает рвота от стыда и отвращения к себе. Я даже не могу смотреть на тебя без…

Он уперся лбом в сжатый кулак здоровой руки.

– Клэр, я хочу, чтобы ты меня оставила. Поезжай обратно в Шотландию, взойди на Крэг-на-Дун. Вернись на родину, к своему… мужу. Мурта отвезет тебя по моему приказу.

Джейми замолчал. Я продолжала сидеть не двигаясь. Затем он вновь поднял голову и с отчаянной решительностью просто сказал:

– Я буду любить тебя до конца дней своих, но больше не в силах быть твоим мужем. А быть никем другим для тебя я не желаю. – Он стиснул зубы. – Клэр, я так хочу тебя, что у меня все поджилки дрожат, но, Господь всемогущий, я так боюсь до тебя дотронуться!

Я хотела подойти к нему, но он движением руки меня остановил. Исказив внутренней борьбой лицо, он глухим голосом сказал:

– Клэр, прошу тебя! Уезжай! А сейчас, пожалуйста, уйди прочь. Мне будет очень худо, я не хочу, чтобы ты это видела. Пожалуйста!

В его голосе я услышала мольбу и поняла, что на этот раз следует пощадить его гордость. Встала и в первый раз за всю свою практику оставила беспомощного больного одного полагаться на собственные силы.

Словно каменная, я вышла из комнаты и прижала горящее лицо к холодной и твердой белой стене, не обращая внимания на удивленные взгляды Мурты и брата Уильяма. «Господь всемогущий, – сказал он. – Господь всемогущий, я так боюсь до тебя дотронуться!»

Я выпрямилась. Ну что же еще остается? Ведь больше некому.

В час, когда бег времени замедлился, я пришла в часовню Святого Жиля. Кроме отца Ансельма, изящно выглядевшего даже в рясе, в часовне никого не было. Монах стоял неподвижно и даже не обернулся; меня захватила живая тишина, царившая в часовне.