— Мама Ваньиру! — раздался вдруг встревоженный голос со стороны дверного проема камеры, в котором не было двери. — Пойдем со мной, быстрее! Мама Нджоки очень больна!

Ваньиру последовала за позвавшей ее женщиной в соседнюю камеру, где Нджоки сидела, прислонившись к стене. В скудном свете, просачивающемся снаружи через единственное окошко, Ваньиру разглядела, что язык женщины распух и был ярко-красного цвета, тело сплошь покрыто страшными язвами, кожа местами, казалось, отставала от мяса.

— Как ты себя чувствуешь, Мама? — ласково спросила Ваньиру. — Рвота была?

Женщина кивнула.

— А понос?

Снова кивок.

— Жжение в горле?

Ваньиру смотрела, как руки женщины судорожно хватают воздух в непроизвольном, рефлекторном движении. Она знала, что вскоре за этим последует бредовое состояние, а потом и смерть.

— Есть другие больные? — спросила Ваньиру у той женщины, которая позвала ее.

Да, были и другие, но Маме Нджоки хуже всех.

— Мне нужно поговорить с Саймоном Мвачаро, — сказала Ваньиру надзирательнице, сторожившей барак. — Это очень срочно!

В кабинете у Мвачаро был его белый коллега, британец Дуайер. Они играли в карты под шум дождя, грохотавшего по жестяной крыше. Оба с удивлением уставились на вымокшую до нитки Ваньиру. Мвачаро обрадовался, решив, что она пришла дать показания, которых он так долго от нее добивался, но вспыхнувшая было надежда быстро угасла, когда он услышал:

— В корпусе «Г» вспышка пеллагры.

— С чего ты это взяла?

— Я видела больных. Некоторые из них в очень тяжелом состоянии. Они умрут, если вы не улучшите качество пищи. Мы не можем питаться одним маисом!

— Что ты такое несешь? — оборвал ее Дуайер. — Да вы только его и едите всю жизнь.

— Нам нужны зеленые бобы! В маисе совсем нет витамина В.

Его брови поползли вверх.

— Тебе-то откуда все это известно?

Она бросила на белого офицера презрительный взгляд.