«Ерофеич» был давним средством от всех хвороб. Настоянный на множестве трав и апельсиновых корках, он с легкой руки былого фаворита Орлова, Григория Первого, крепко вошел сперва в моду, потом в обиход. Им только что от предсмертной икоты больных не потчевали.

Выпив немалую стопку единым духом, Ухтомская села и некоторое время молчала.

– Сестрица, сестрица! – Лиза стала тормошить ее. – В себе ли ты?

– А теперь, Маша, растолкуй внятно, с чего к Оресту с Платошей привязались, – велел Лисицын. – Мало ли что беглый камердинер набрехал? Тут каждое слово доказать надо.

– Так ведь и свою правоту доказать надо, а не выходит! К нам приехали вроде бы тайно, скрытно, чтобы не позорить, говорили с ними в моей гостиной. Пристав сперва был любезен. Спрашивал, где они изволили быть в ту ночь, когда Степанову удавили.

– А ты?

– А я уже спать легла, я в одном шлафроке у дверей слушала, сама не показывалась. Не могу ж я на люди неприбранная…

Княгиня Ухтомская была уже не в тех годах, когда непременно нужно блистать перед всеми, даже перед приставом полицейской части. Смолоду была хороша собой – Лиза помнила ее сорокалетней, пышной, ярко одетой, лицом даже напоминавшей покойную государыню. Но с годами Марья Ухтомская сделалась похожа на брата – лицо отяжелело, обвисло, да и в зубах была недохватка. К тому же она поседела, но обычно седину запудривала, а сейчас, когда волосы были расчесаны и убраны в покоевый чепчик, то даже при свечах можно заметить сплошное тусклое серебро.

– И что ж ты услышала? – спросил Лисицын.

– То и услышала – в ту ночь они, светы мои, с кем-то резались в карты на Петергофской дороге в каком-то кабаке. Нарочно туда на трое суток уехали, и про то все знали. Играть сцепились с какими-то шулерами, продулись в прах, как раз той ночью были уже не в своем уме – сутки из-за стола не вставали. Я им верю – и батюшка их был таков! Теперь же – шулеров не догнать, скрылись с добычей, а хозяин того кабака утверждает, что за гостями не следил, они могли и вечером, и среди ночи уехать и приехать, он бы не заметил.

– Врет! – закричала Лиза. – Николенька, он врет! Такого не бывает!

– Бывает, – отвечал супруг. – Я знаю, о каком кабаке речь. Мои бестолковые племяннички там часто бывали, играли в верхней комнате, хозяин их знал и знал также, что от них большого шума не будет. У него не было нужды болтаться в коридоре и ждать, пока начнут проказить. Они как-то стул и зеркало сломали, так потом вдвое заплатили. Плохо дело, Маша, плохо дело…

– Так это еще не все! Их обвиняют в том, что они убили священника, отца Мисаила!