Девушка смотрела с интересом, видимо, не понимая, что происходит, потом спросила:

– Так ты их зачем приглашал, просто посмотреть?

– Просто посмотреть, милая, – ответил Пальчиков. – А ты всегда так ходишь?

– Как я хожу? – улыбнулась девушка.

– Ну… безо всего? – показал глазами полковник.

– Так я в реке живу, – ответила девушка. – А я тебе не нравлюсь, да?

– Да нравишься, конечно… – признался полковник.

– Тогда их прогони, а я останусь, – предложила она.

– Вы только в реку с ней не заходите, товарищ полковник, – с ноткой озабоченности в голосе предупредил первый, – утащить может. А на суше она безобидная.

– Отставить! – приказал полковник.

Товарищ полковник, конечно, не может задержать у себя девушку, как бы она на этом ни настаивала, если она перед этим была с его подчинёнными, тем более младшими чинами. Тем более что они сдержанно улыбаются.

Товарищ полковник приказывает забрать её с собой:

– Как привели, так и забрать!

Но что тут можно сделать, если солдаты и девушка исчезают, а через пять минут девушка возвращается, скребётся в запертую балконную дверь. Два часа ночи. Это, в конце концов, личное время. Она смотрит через стекло, и твоя рука сама тянется, открывает замок. Девушка не спрашивает ни о чём, никаких разговоров не заводит. Просто обнимает за шею, и её лицо оказывается перед твоим лицом, она смотрит также, чуть-чуть хмуро, сдвинув брови на переносице.

А какие у неё губы… Она прижимается к тебе всем телом, всем своим нежным крепким телом, ты чувствуешь, какая гладкая и какая мягкая у неё кожа, и какой холодок от этой кожи под твоими пальцами. Не может она быть русалкой, она совершенно живая, тёплая, губы полураскрыты, а глаза полузакрыты… Давай, объясни ей, что такое субординация, моральный облик советского офицера, долг, бдительность и так далее. Тем более что даже если ты сделан из железа, над некоторыми частями тела твой контроль вообще ограничен… товарищ полковник.

А она ведь чувствует, что эти части тела уже тебе не подчиняются… прижимается к тебе. Вот какие у нас бывают русалки в Южной России.

Наступает такой момент, когда движение назад невозможно. Кто, как не военный человек, это понимает. Спасибо хоть она тихая. Не кричит, не стонет. А сильная, сжимает руками так, что дыхание захватывает. Это она так чувства свои выражает. Не криками, не стонами, а этим. А потом сплетается с тобой ногами, прижимается к тебе изо всех сил, ладонями сжимает твоё лицо и дрожит вместе с тобой до самого-самого конца. Вот так. И откидывается на подушку, улыбается, давно она головой на подушке не лежала. Последний раз – лет семьдесят назад.