Она сводила его с ума.

Он вдруг резко перевернул Джесс на спину, полностью завладев инициативой – больше не мог сдерживаться. Ему хотелось заполучить эту девушку всю и сразу – прямо сейчас.

Немедленно.

Она не сопротивлялась.

Брент проложил нетерпеливую дорожку от линии подбородка, по шее, ключицам к груди Джесс, нетерпеливо сдвигая податливую мягкую ткань вниз, обнажая кожу и вновь целуя, захватывая губами, бережно гладя.

От таких простых, казалось бы, прикосновений Джесс едва не закричала. В какой-то миг ей показалось, что она тонет – дыхания не хватало, виски сдавило невидимым обручем, и казалось, будто ее куда-то уносит теплой водой.

Ее сорочка и без того задралась, обнажая тонкую полоску загорелой кожи, и когда Брент положил горячую ладонь на живот, Джесс сама потянула ее вверх – каждую минуту ей требовалось все большего.

Все глубже она тонула.

Он улыбнулся, как сумасшедший, глядя, как пальцы Джесс сминают простыни от нетерпения, и подался вперед. Замер, услышав ее тихий вскрик. Поцеловал в висок.

– Люблю, – неразборчиво проговорил он.

Джесс сжала пальцы на его напряженном предплечье, показывая тем самым нетерпеливо, чтобы он продолжал. Потянулась за поцелуем. Но почти тотчас откинула голову назад, чувствуя, что ее утягивает на глубину.

Ее пальцы зарылись в светлые волосы Брента. И она повторяла его имя – то ли вслух, то ли про себя, полностью отдавшись ощущениям и чувствам. И не переставала целовать его, наслаждаясь ласками: сначала неспешными, нежными, тягучими, как дикий мед, а затем все более торопливыми, рваными, жадными.

Время перестало существовать. Пространство перестало существовать.

Им было хорошо вместе. И ничего, кроме друг друга и их всепоглощающей любви, и не нужно было.

Кошмар исчез.

Все стало на свои места.

Все так, как и должно было быть.

Это утро было божественным.

И богами были они сами – Джесс и Брент.

Только какими богами – не знали.