Караван нашей общины разбил лагерь у реки. Лед на ней должен был хорошо встать, чтобы потом по нему можно было перебраться на другой берег. Мы издалека следили за ними. Я оставил ребят и ночью прокрался в лагерь к приемному отцу. Они были рады видеть меня живым. Отец не удивился, он только спросил, зачем я пришел. Я сказал, что пришел за советом. – Эх, – вздохнул он, – было бы лучше, если бы ты это сделал раньше, до того, как вместе с невестой покинул деревню. А сейчас я могу дать тебе лишь один совет: как-нибудь вернись в свою вотчину в Чернигов. Там ты сможешь восстановить документы и свое право на землю. Там и живи. А мы будем жить, как нам суждено, такая жизнь – эта наша участь – мучиться во имя Господа. Ты заслуживаешь от меня лишь благодарности за твою сыновнюю верность, но я буду намного счастливее если ты выберешься отсюда, и подашь мне весточку о себе, через тех, кто остался в нашей деревне. Всем своим ребятам скажи то же самое. Своими действиями они не принесут никакой пользы, а трагедий нам и без того хватает, поэтому пусть уходят отсюда.» Те три тысячи рублей, которые я принес ему от чиновника, он хранил отдельно, все равно считал их потерянными. Он взял эти деньги и отдал мне. Я отказывался, но у меня ничего не вышло.

– Я тебе даю эти деньги потому, что они принадлежат тебе, и они вам понадобятся, пока вы возьметесь за какое-либо дело, – разъяснил он.

Я распрощался со всеми, и мы благословили друг друга на дорогу. Моими последними словами были: «Я никогда не забуду вас и, как только узнаю, где вас поселили, обязательно навещу.»

Я рассказал ребятам обо всем, что мне сказал приемный отец обо мне, и о них тоже. Потом они спросили меня, что я могу посоветовать им, как их предводитель. Я ответил то, что думал:

«Если мы останемся вместе, то мы должны будем много трудиться, чтобы создать свою общину, потом жениться и завести детей. Потом узнаем, где осели наши, и дадим им знать о себе. Кто-то приедет к нам, а может, и мы поедем к ним. Или каждый из нас должен пойти своим путем. Если у кого-нибудь есть желание, то может стать рекрутом, там не имеет значения, как ты молишься, главное там служба». У всех у нас были деньги, но я достал три тысячи рублей, и поделил их на десять человек. – Эти деньги заработаны честным трудом нашей общины, сейчас вам решать, как ими распорядиться, – сказал я.

Все вернули мне деньги обратно, и сказали:

– Веди нас, ты наш предводитель, создадим нашу общину.

Ту зиму мы провели в деревне староверов возле Бийска. В мае, как только началось судоходство, мы наняли баржу, загрузили ееразного рода орудиями труда, мукой, зерном и другими нужными нам вещами, и отправились вниз по течению, на север, по направлению к Новосибирску. Мы миновали его и еще несколькодней шли, пока мне не показалось, что на поверхности воды показался силуэт церкви, когда вокруг ничего не было видно кромесклона, покрытого лесом. Я спросил хозяина баржи, нет ли здесьпоблизости какой-нибудь деревни. Он ответил, что где-то должна быть деревня старообрядцев, которые после того, как их переселили в Сибирь, бежали в эти места. Я очень обрадовался, услышав это, и велел остановить баржу.