Юра включил лампу и быстро взял карандаш, прочерчивая на холсте в районе талии грани. Легко. Будто сейчас его рука на теле танцовщицы. И она здесь. Стоит рядом. Возможно раздетая и к ней можно прикоснуться. Дышать этим резким ароматом и целовать. Подбородок. Шею. Уже прошло столько встреч. Счёт потерян. А до сих пор первое, что видит парень это шею. Тонкую, длинную шею. Пластичную. Она всегда делает поворот головы элегантно. Смотрит вслед с гордо поднятым подбородком, но всегда с опущенными глазами. Всегда виноватая может и никогда не скажет – "я тоже тебя люблю". А Юрию и не важно. В полуулыбке он краской щупал её бёдра, руки, плечи. Цвет на губах становится ярче. Благодаря ему. Он делал всё быстро, очень быстро, и боялся что не успеет. Не сможет закончить работу в срок. Ведь есть куда опаздывать. Есть те мгновения, когда лишнего времени не остаётся. Поодаль от красок, черновиков и палитры, среди прочего художественного творческого беспорядка, лежала бумажка, ускоряющая это время – подписанное заявление на увольнение и сверху полный расчёт от курьерской службы в белоснежном конверте. Начало путёвки в новую жизнь, которую парень усердно выискивал двадцать четыре месяца, а теперь не хотел. Менять. Зачёркивать.
Утром Таня увидит в своём телефоне СМС.
Но, а пока… На волнах счастья и царившего в душе благополучия, Таня ждала прихода Лёши. Как же хотелось сегодня поставить что-то другое вместо многоточия или запятой. Наконец заставить танцора увидеть, что она счастлива. Вот она, девочка, не доставляющая хлопот, тихая всегда как мышь, наконец, счастлива и хочет, чтобы так было каждый день. Не глядя на время, решив не переодеваться, Таня расставляла на столе блюда к ужину и поставила морс в графине вместо цветов. Когда же ей последний раз дарили цветы… Поморщившись, она не вспомнит. Сильно давно. Непростительно давно. Кажется, это было в прошлом году на её день рождения. И, кажется, это был папа, приехавший всего на день. Таня ободряюще улыбнулась, лавируя в кресле между столом и плитой. Ничего страшного.