Услышав раздражающий звон, танцор прибежал. Наконец-то.

– Грёбаный па-де-де, что ты делаешь?! – парень возмущённо осмотрел кухню, чуть не наступив на огромный кусок стекла голыми ступнями.

– Зову тебя обедать, – Таня спокойно подъехала к столешнице. Разумность ослепла. А тут ещё были кружки, чашки, которые она не так давно купила. Не нужно.

Посуда продолжала падать вниз, вниз. Одна за другой. Чтобы постепенно нижняя поверхность кухонного гарнитура начала пустеть. Ей хотелось, чтобы вот так же опустела жизнь. Её жизнь. От всего того, чем она не пользуется. И что ей не принадлежит.

Парень схватил девушку за руку и крепко сжал запястье.

– Таня, ты вменяемая? Ты посуду бьёшь, – он повысил голос, чтобы она услышала. Что с ней? Почему она нарушает его вечерний покой? Этот перформанс похож на обострение нездорового человека. Но более всего его бесило её спокойствие. Томные глаза и тихий, умиротворённый голос.

– Правда? – заторможенный тон заставил танцора вздрогнуть. Струна. Внутри лопнула, – Садись ужинать. Остывает.

Она с силой дёрнула руку, но не смогла освободиться. Ещё раз. И нет. Мужская хватка была всегда сильней. Алексей знал, наверняка Таня захочет разбить ещё что-нибудь, в глазах была влажная предпосылка к этому. Нужно держать руку. Нужно держать.

– Ты ненормальная дура! Идиотка! Ты…

– А ты? Ты нормальный? – Таня сделала снова рывок, и теперь будет повторять попытки освободиться ещё и ещё. Напрягать мышцу, рваться и рвать словами тяжёлый воздух на кухне. Пахло уткой, минуту назад. Теперь пришёл едкий привкус парфюма и принятого в ноздри удовольствия.

– Это нормально вкидывать в себя кокаин? В перерывах между репетициями по углам нюхать всё, что только можно, нормально? Нормально не слышать меня часами и не видеть днями? Других иметь… С другими… Нормально?

В голубых глазах запрыгало нервное. Сверху на голову сыплется горячие куски потолка. Как будто в подтверждение слов Лёша шмыгнул носом. Сжал тонкую руку крепче. Какая же она сука…

Спокойная, выносливая сука. А внутри у неё всё держится на слабых надорванных нитях. Вот ещё минута и она взорвётся рыданием. Перед глазами заметаются все ситуации, когда было неприятно, больно, глаза поднимет эгоистичная саможалейка и начнёт сверлить душу.

– Ты больной. Глушишь свои желания и амбиции в людях и каждый день заводишь себе нового и нового парня для развлечения. Для тебя это нормально, трахать всех, кто движется хоть немного пластичней примы.

По голове с белёсыми взъерошенными волосами ударили слова. Потолок в конце концов рухнул. Сверху. На башку. Смысл слов, который мальчик Лёша сам сочинил для себя. "Ты больной, ты гей". Агрегатор ненависти. Всего каких-то пару слов. Всё то, что заставило шесть лет назад поцеловать девочку Таню, чтобы видели все и гордо вторить каждому – "посмотрите, я не гей". И тайком таить ненависть на всех, кто смотрит не так. В ушах звенит. Сегодня танцора довели приставаниями и гейскими шутками, позавчера флирт за порцию порошочка в целлофане, завтра репетиция, бесконечный крик хореографа, а сил нет. Сейчас она выводит. Ни соратница, ни советница. Женщина, которая не могла и не может сделать своего мужчину великим.