Таня поморщилась.
В окружении этого бардака сидел танцор. Мокрые волосы, отпечатки кровавых пальцев на салфетках и красная припухшая щека. Сгорбленный кто-то со стаканом в руках. С десяти шагов было видно как мелкой дрожью дёргаются его плечи, голова. К губам девушки подкатила истерика.
Она взвесила в руках бутылку дезинфектора и тут же с громким стуком вернула её на стол.
– Значит, ты тоже отхватил, да?
Алексей поднял голову и посмотрел пьяно в сторону своей няньки. Разбитая губа, красный нос и царапина на щеке. Бой был равный.
– Тебе уже нажаловались? Прекрасно. Что скажешь?
Он развёл руками, сделав глоток минеральной воды. Убрать привкус метала.
– Помнишь, в училище всем придумывали клички? – Таня закрыла окно, подъехав поближе к столу, – за ругань с преподавателями и побеги с занятий тебе дали звание Рудик. Не за танцы и достижения, а за скандалы. Что ж… Наконец ты это звание полностью оправдываешь и полностью соответствуешь образу.
Её ровный тон придавил кулак, стукнувший по столу.
– Я ничего не сделал…
– Ты руку человеку сломал, а это нанесение повреждений средней тяжести! Это статья, Лёша! А ещё наркотики, твою мать! – Таня сорвалась на крик, закрыв глаза ладонью. Голубоглазый преступник. Сегодня, как и всегда, он не заметит, как его девушка хороша. В вечернем платье. Как украшают её яркие цветы. Он не заметит как ей идут завитые локоны волос. Так было всегда – она добро, а он не заметит. Она будет всегда вытаскивать своего партнёра из омута проблем. Слёзно извиняться перед преподавателями, просить простить его и её за всё плохое. И если бы Таня была ребёнком набожным, она бы уже давно побежала замаливать грехи танцора перед богом.
Парень приложил ко лбу мокрую марлю и шикнул от раздражения на коже.
– Он нарывался. Пидарас. Растрепал всем, что меня поимело половина Москвы. Сука. Ты хоть представляешь как он травит против меня весь кордебалет?
– Можно подумать это не правда, – тихо Таня буркнула, отлично зная, что Лёша этого не услышит. Во всяком случае не задержит в голове.
– Он, Виталик, боже Виталик блять, имя-то какое, завистливая тварь. Уже пять лет танцует в последней линии. С ума сходит, что такие как я, танцуют впереди. Зубы, наверное, скрипят, когда видит круг моего общения. У него-то никого нет. Вынужден потрахивать сам себя в съёмной квартире где-то за МКАДом. Представляешь, он подкатывал к премьеру Мариинского театра, тот его благополучно послал. Да так, что в Мариинский его вообще не взяли. В то время как я, я в хороших отношениях со всеми. Меня ещё позовут в Мариинку, в театр Станиславского, в Русский балет. Его уже никуда. Так и будет сидеть поломанный в последнем ряду кордебалета.