Скидываю с себя туфли, ощущаю как уставшие ноги опускаются на ледяную поверхность плитки и прикрываю глаза от блаженства. А когда открываю, то вижу прямо напротив хитрый прищур Никеевой, в обычное время пробуждающий в моём сознании тревожную сирену надвигающейся опасности.

Сегодня — другое. Сегодня можно.

— Я собираюсь немного пошалить, — её голос звучит нарочито-сексуально, опасно, как ещё одно открытое предупреждение о том, что потом вызовет сожаления. Но мне не хочется выпадать из хоровода вседозволенности и удовольствия, и я позволяю ей обхватить свой подбородок пальцами, чуть приподнять его вверх и задерживаю дыхание, пока до сих пор тёплый кончик её помады мягко движется по моим губам, тщательно обводя их. — Присоединяйся ко мне, Маша.

Она уходит, а я так и вижу перед собой эти широко распахнутые, тёмно-карие глаза Ксюши. Первого человека в моей жизни, которого я любила и ненавидела так одинаково сильно, что даже спустя годы с её смерти не могу распутать этот тугой комок собственных чувств, повисший камнем на моей шее.

Облизываю губы и разглядываю себя в зеркало так пристально, словно впервые смотрю на собственное лицо. Может быть, так и есть?

Я не вижу в себе Ксюшу. Не вижу бабушкину морщинку между постоянно нахмуренных бровей, мамины высокие скулы или папин нос. Не вижу больше ничего чужого, и даже эта спелая вишня на губах кажется моей, только моей и ничьей больше, оставленной в подарок с той самой ночи, о которой я хотела не вспоминать, но непременно думала каждый день.

В зале меня снова подхватывают волны вибрирующей музыки, гипнотического света, наркотического кайфа, струящегося по венам всё сильнее по мере приближения к нашему столику. Только до него я так и не добираюсь, в последний момент сворачивая в сторону барной стойки.

Кирилл появляется рядом как раз вовремя: голубой огонёк взлетает вверх над выставленным передо мной шотом, и я пью его, не отрываясь и не оборачиваясь, наслаждаюсь резким переходом от холодного к горячему, от которого вкусовые рецепторы будто бьёт разрядом тока, точно таким же, какой проходится по моему бедру от одного случайного прикосновения.

— Вы что-то хотели, Кирилл Андреевич? — выходит очень насмешливо, но и это лучше той злости, с которой мне на самом деле хотелось бы отправить его обратно, к вовсю блистающей этим вечером Юле, единолично обеспечивающей общение, веселье и заигрывание сразу всем собравшимся мужчинам.

— У тебя ещё будет дело на сегодня, — равнодушно замечает он, а я громко фыркаю и качаю головой, хотя бы оставляя при себе весёлый смех.