И молчал бы, наверное, и дальше, если бы не вмешался Артём, который решил помочь ему в своей фирменной манере и пнул пяткой в колено, с помощью неожиданной пронзительной боли вернув младшему брату способность мыслить и разговаривать.

— А она в порядке? — сдавленно произнёс он, уже готовый к тому, что сейчас на него обрушится волна негодования и злости, мелкие брызги которой уже почти просачивались через экран и делали его ладони неприятно-влажными.

— Да, она в порядке, — сдержанно ответила женщина, однако голос её неожиданно дрогнул и будто смягчился. Настолько незначительно, что проще было списать это на собственное желание, чем на действительность.

— Извините, — смущённо пробормотал Максим, но ответом ему стали лишь короткие гудки, извещающие о том, что абонент сбросил звонок.

Итак, Полина в порядке, у неё нет телефона, и её мать его ненавидит. И самое обидное, что причины столь недружелюбного отношения к себе он прекрасно понимал и даже разделял: ну кто бы на её месте спокойно воспринял тот факт, что дочь наврала с три короба и сбежала в дом к какому-то неизвестному парню, нагло воспользовавшемуся её юностью и доверчивостью?

Хотя её мать ведь не может знать, чем они занимались незадолго до вынужденного возвращения Полли домой?

Но стоило лишь вспомнить её строгий, безапелляционный тон и голос, похожий на тот, каким когда-то давно тётя со смешными бараньими кудряшками зачитывала положения о разделе имущества при разводе родителей, и по спине тут же пробегал холодок. Может, она и не знает, но определённо обо всём догадывается. Это только его мать настолько слепа и глуха ко всему, что происходит с собственными детьми, что даже не поняла — или предпочла сделать вид, что не поняла, — когда он намекал, что Тёма начал принимать наркотики.

Максим устало прикрыл ладонями лицо и рухнул обратно в кресло, слегка поморщившись от неприятного укола боли в колене. Настроение, до этого уверенно державшееся в отрицательных значениях, неохотно доползло до нуля, а вот подниматься выше категорически не хотело. Наверное, всему виной были ещё целых четыре дня, остававшиеся до конца каникул, провести которые придётся в вынужденной изоляции от Полли.

Взгляд упал на часы, которые как ни в чём не бывало показывали ему, что с их расставания прошло девять с половиной часов. И всё же врут, суки. Прошла чёртова вечность, наполненная унынием, тревогой и странным щекочуще-давящим чувством в груди, сначала по ошибке воспринятым им как тошнота. Подобрать правильное и ёмкое определение этому диковинному зверьку под своими рёбрами никак не получалось, но он неистово кололся, стоило лишь вспомнить прижимающийся к нему тёплый и вечно смущённый комочек, что-то тихо бормочущий про то, какой Максим Иванов придурок.